Но поговорим о более глубоких вещах. Обмирщение религии, о котором я только что пытался дать представление, в конце концов порождает в тех умах, до которых он дойдет, неверный взгляд на католицизм, понимаемый как некая партия, а на католиков - как на ее приверженцев. Такое представление дает о себе знать характерными особенностями состояния умов антисемитов, которые во время погромов указывают на Евангелие и тех личностей, которые объясняют все свои невзгоды существованием всемирной постоянно действующей конспиративной организации злодеев, направленной против добрых людей. Другой след этого явления можно найти у тех, кто расценивает обращение душ прежде всего как стратегические усилия некой армии или как результат успеш-
61
ной охоты. Но обращение - это не политическая или военная операция. Такие операции, если они теряют ранее завоеванные территории, это проигранные операции. Но душа, обращаемая к Богу, даже если вышло так, что позднее она не настаивает на этом явно, это - событие, записанное на небесах, и свидетельство, ценное само по себе, и обещание, конечное исполнение которого скрыто от наших глаз.
Католицизм - это не религиозная партия, это религия, единственная подлинная религия, и он без ревности приобщается ко всему доброму, даже порожденному за его пределами, ибо это доброе не так уж выходит за рамки католицизма, как кажется; на самом деле оно незримо принадлежит ему. В самом деле, разве же не все принадлежит нам, тем, кто принадлежит Христу? Расширение Царства Божия не имеет ничего общего с историческими завоеваниями или победами. Если драгуны Людовика XIV притесняли и мучили гугенотов, то Царство Божие от этого ничего не выигрывало. Если в стране, где преследуют еретиков, католики, став сильнее всех, грабят еретиков, Царство Божие от этого ничего не выигрывает. Если целостность или достоинство учения служат укреплению гордыни какой-либо группы или касты, если какое-то благодеяние имеет целью скорее вербовку сторонников, чем помощь бедным. Царство Божие от этого не выигрывает ничего.
Нам предписывается действовать совсем по-другому, и совсем по-другому действует Церковь. Единственная позиция, которую подобает занимать по отношению к душам, это служение им. Пример дан нам раз и навсегда. Что же касается нехристианских культур и цивилизаций, то здесь перед теми из нас, кто их изучает, возникает нелегкая проблема. Слишком часто по отношению к ним удовлетворялись отрицанием их ценности, но и любование - не лучший выход; необходима только правда, но нужна и любовь, помогающая наполнять знание жизнью. Мы должны стремиться не к разрушению этих культур, а к верному служению им. Я хочу сказать, что надо помогать им находить то, что в них есть достойного подлинного восхищения, мудрого и правдивого, очищать их от изъянов и выявлять те краеугольные камни, которые возвещают высшие истины. Именно таким образом они готовятся принять в означенный час Сына Человеческого. Собственно католический труд состоит в том, чтобы повсюду поддерживать истину.
3. Истинная светская деятельность христиан
Спор, который нас здесь занимает, это спор о том, что Пеги называл мистикой и политикой, или, скажем точнее, о духовном и светском. Чтобы иллюстрировать этот спор и то, что мы назвали трансцендентностью духовного, обратимся на момент к истории "Непобедимой армады". Король - самый верный католик, вся Испания молится о деле Божием, о его защите и распространении в мире, а также о сокрушении очага ереси; ну разве не обеспечено новое Лепанто?'' Легкий ветер над водами, и весь флот идет ко дну. Так сам Господь Бог позаботился дать ответ. Если мы веруем так, как нам должно, в попечение Господне, то неизбежен вывод, что Бог в ходе истории, на глазах всего своего царства и святых, блестяще разъединил интересы своей славы и интересы тех армий, которые полагали, что служат ему. Несомненно, достоинства мучеников тибурнских"' - и открытие новых имен, в будущем, о которых мы сегодня не имеем ни малейшего представления, - это для воли Господней значит гораздо больше, чем триумф короля-католика. Филипп II, искаженная копия св. Людовика, представляется одним из тех гигантских ящеров, на которых этот палеонтологический род исчерпал себя. Дела его, как нам кажется, имеют весьма специфическое значение. Они, как представляется, тяготеют к тому пределу, за которым добродетель становится пороком, к столь несгибаемой твердости, к такому отсутствию чувства меры, которые в Средние века, каковы бы ни были крайности, никогда не проявлялись систематически. Они представляют собой выражение средневекового понимания, что такое светское орудие духовного, - но здесь орудие срослось с рукой, которая перестала быть свободной; что же удивляться тому, что оно сносилось?