снять и разбить мраморные плиты с могилы Аристотеля.
С другой стороны, можно задаться вопросом, разве определенная скудость технических средств не ограждала тогда иерархию
Знание и мудрость
25
духа от таких опасных соблазнов? Ведь люди средневековья были столь же слабы и столь же любознательны, как и мы. Им, не имеющим возможности мечтать о том, чтобы, подобно богам, властвовать над внешней природой с помощью науки о числах, потому что у них не было для этого средств, проще было сохранять свои души обращенными к нетленным благам...
IV
Именно в XVI в. началось падение современного мира. Весь интеллектуальный порядок оказался разбитым. Современный мир (я здесь имею в виду мир, который уже уходит на наших глазах) предстал не миром гармоничной мудрости, а миром столкновения мудрости со знанием и победы знания над мудростью.
Средневековый строй мысли был обретен не без борьбы и раздоров, не без разногласий и противоречий. Постоянно раздираемый изнутри, он исторически неполно реализовал себя. Начиная с XIII в. его сотрясает жестокий аверроистский кризис*' (продолжающийся и до сих пор). Заметим, что аверроизм стремился отделить мудрость философскую от мудрости теологической, вырвать её из данного свыше единства, о чем мы уже говорили, радикально изолировать её, разделяя человека на две части: здесь человек чисто природный со своей философской мудростью, там человек благодати и веры со своей богословской, то есть мистической мудростью. Миф (ибо это миф) о двойственной истине -символ, соответствующий этому раздвоению.
Попытка разделения была нацелена на метафизику. Она, как мы знаем, не удалась - временно - благодаря св. Фоме. Но эта драма была более жестокой, а влияние Сигера Брабантского**'-более глубоким, чем можно было себе представить. Г-н Жильсон недавно высказался о богословско-политическом аверрроизме в работе Данте"*'. "О монархии" (""De Monarchia"). Аверроизм, доказывающий свою жизнеспособность с XIV в., проявит себя как побудительная причина совсем другой революции.
Это - картезианская революция. Я об этом так часто говорил, что позволю себе сейчас высказаться совсем кратко.
Революция была также порождена попыткой отделить философскую мудрость от мудрости богословской. Но эта попытка была нацелена на физику, а не на метафизику, и она удалась.
26
Знание и мудрость
Как я стремился показать в другом месте5, творчество Декарта. каковы бы ни были его личные намерения, состояло здесь - и отделение, о котором идет речь, было бы невозможно без этого - в отрицании возможностей богословия как науки и как знания. Собственно говоря, именно здесь свержение мудрости дало результат, который, если наши исследования динамизма христианской мысли были правильными, не мог не оказать огромного
влияния на саму философию.
Философия отныне ограждалась от притока истины и духовности, которые нисходили в нее с наибольших высот души.
И ее собственная ориентация также изменилась. Она становится "практической", как говорит Декарт, и ее цель - сделать нас "хозяевами и властелинами природы". Метафизика становится началом, а вовсе не вершиной, что обязывало её следовать ангельским путем, исходя от Бога и мысли: а почему? с какой целью? Чтобы основать физику как науку и тем подчинить природу математике.
Вот так все сразу было разрушено, разбито вдребезги. Отношения между тремя типами мудрости стали более упорядоченными с точки зрения жизненного восхождения, но как было двум из них, более возвышенным, утратив статус знания, сохранить за собой статус мудрости? Отныне слово "мудрость" подходит лишь философии. Ее внутренний порядок тоже разрушается. Возрастают амбиции метафизики, она занимает место святыни, она априори водворяется на небесах чистого умопостижения, я бы сказал, умопостижения в чистом акте, но ее силы убывают, она ориентируется на науку и, не признаваясь в этом, строит обширные произвольные системы в зависимости от позитивных знаний текущего момента и от сиюминутных состояний науки. Наука, действительно, побеждает. А мудрость, мнящая себя верховной, уже побеждена.
К тому же, успех картезианской революции явился результатом мощного движения не только человеческой мысли, но, главным образом и прежде всего, желания. Вот почему мир классического гуманизма был вообще ориентирован на богатства, созидаемые в качестве его конечной и высшей цели, так что наука смогла обогнать мудрость, что было для истории цивилизованного человечества абсолютно новым явлением. Все то же желание, то же таинственное притязание побуждает человеческое сердце к обладанию вещами посредством материального и интеллектуального господства. Бедные средства, стремление к бедности как знак