Итак, представление о природных условиях Казахской степи, возникшее в работах царских ученых и путешественников ранних периодов, сочетало в себе определенность и неоднозначность. Хотя примерная классификация природы этого огромного и разнообразного ландшафта казалась очевидной, причины и значимость различий в целом были менее ясны. Однако, если степь казалась бесперспективной для жизни, к которой привыкли царские наблюдатели, она представлялась хорошо подходящей для другого набора социальных и экономических практик, а именно кочевого скотоводства. Оно, в свою очередь, выделялось как ключевой факт жизни казахов, фактор принципиальных различий между ними и государством, которому они присягнули, и потенциально серьезное препятствие для реализации царских амбиций в степи.
Настоящее: люди
Казахи были далеко не единственным кочевым народом среди подданных Российской империи. Тем не менее их диковинные привычки вызвали множество комментариев и спекуляций со стороны наблюдателей, не привыкших к сезонным кочевьям казахов и их опорным социальным структурам. В глазах империи, даже на этой ранней стадии, понятие кочевничества было весьма многогранным и подразумевало адаптацию к природным условиям, цивилизационный маркер, средство социальной организации и фактор, с которым приходилось иметь дело в вопросах дипломатии и управления. Оно считалось определяющим для казахских институтов и поведения казахов, и поэтому нерешенный вопрос, смогут ли они, учитывая окружающую среду и их характер, жить иначе, определял восприятие их будущего в империи.
Общеизвестно, что кочевники – достаточно каверзная проблема для современных государств: легкость, с которой они проскальзывают сквозь границы, проведенные государством, и избегают институтов надзора, которые государства чают создать, – почти расхожая истина [Scott 2009: 6].
Разумеется, до XIX века нигде в мире не практиковались всеобщие переписи населения, но царские наблюдатели считали особенно трудным производство знаний о людях «полудиких, которые… беспрестанно переносят с места на место жилища свои и которых одно слово “перепись” может привести в волнение» [Левшин 1832,3:6]. Таким образом, именно кочевой образ жизни местного населения, а не общая слабость «фронтирного государства», был причиной скудости имеющихся данных о численности и благосостоянии казахов. При оценке численности населения основное внимание уделялось количеству боеспособных мужчин, которое каждый жуз мог выставить на поле битвы, и даже эти цифры сильно варьировались: от 30 до 70 тыс. человек в Среднем жузе; примерно 30 тыс. в Младшем жузе (хотя под наблюдение попали только 20 тыс.); даже в маловероятном случае, если бы два жуза полностью объединились, общая численность составила бы 100 тыс., а то и меньше[63]. Еще менее надежными были сведения о благосостоянии кочевников, которое сторонние наблюдатели могли оценить только в порядках величин и в общих чертах. Казахи, как представлялось, были далеко не так богаты, как (по их собственным утверждениям) в прежние времена [Левшин 2005: 155], но верхушка их все еще держала огромное количество скота: 1000–3000 овец и «часто» 1000–2000 лошадей [Рычков 1887:198–199,208-209][64]. На основе этих статистических данных складывалось расплывчатое представление о малочисленном населении, ведущем кочевой образ жизни; некоторые чрезвычайно богаты, другие настолько бедны, что даже не имеют скота и не могут кочевать[65].
63
30 тыс. на жуз; см. Тевкелев Кутлу-Мухаммед, «Известие о киргиз-кайсацком народе, и как оне в разделении, и о землях, на которых они кочуют, и к каким народам те земли прилежат, и в чем их удобствие и торги состоят» [Ерофеева 2005, 3: 389]; о 20–30 тыс. в «Меньшой орде» пишет П. И. Рычков в «Нижайшем представлении…» [Рычков 2007:200]; около 70 тыс. в Среднем жузе, согласно Андрееву [Андреев 1998: 68]. Оценка общей численности приводится в опубликованной без подписи статье Г. И. Спасского [Спасский 1820: 142]; см. также «Краткое описание о киргис-кайсаках» П. И. Рычкова [Ерофеева 2007, 4: 267].
64
Рычков нигде не пишет, что это числа исключительные. По словам Георги [Георги 1799: 126], даже «самый простой» пастух владел более чем 200 головами скота.
65
Согласно П. С. Палласу [Паллас 1773,1: 568–569], все казахи были «зажиточными» и жили в лучших жилищах, чем сравнимый с ними кочевой народ – калмыки. О признаках бедности и расслоения общества см., например, [Броневский 1830: 219; Мейендорф 1975: 38].