Такая система доморощенного правосудия и управления могла бы в подходящем контексте снискать некоторую долю одобрения в духе Руссо, как восхваление простой и первозданной морали людей, живущих в естественном состоянии согласно естественным законам[73]. Но, похоже, исследователи первой половины XIX века не распространяли подобные представления на казахов и степь. Самое большее, что они могли сделать на пути культурного релятивизма, – это отметить, что слабость казахских правителей потенциально вынуждала чиновников прибегать к стратегии «разделяй и властвуй», и на словах признать баранту ритуализированным, регулируемым явлением в жизни казахов, а не бесконечной чередой краж и убийств[74]. Царские наблюдатели обратили внимание на существование правящей элиты – «белой кости», представители которой имели наследственное право на высокие должности (ханов или султанов), и стремились вступить с ними в союз, чтобы стабилизировать то состояние власти, которое Левшину представлялось анархией [Левшин 1832, 3: 156, 167–169; Султангалиева и др. 2014: 4–5].
Иными словами, когда писался труд Левшина, то есть в первой трети XIX века, казахи не считались благородными дикарями. Они считались просто дикарями, и, как едко отмечал Левшин, если бы Руссо «прожил несколько месяцев» среди казахов, он, возможно, не потратил бы впустую столько слов, рассуждая на эту тему [Там же: 68–69][75]. Это по собственной воле они страдали, бедствовали и тормозили свое развитие [Ханыков 1844: 24]. Кочевое скотоводство было фактором, лишь вопреки которому империя могла преуспеть в степи.
Негативный взгляд на кочевое скотоводство еще более упрочился, когда ученые и чиновники подпали под влияние вдохновленной Просвещением социально-эволюционистской телеологии, согласно которой кочевое скотоводство было лишь небольшим шагом вперед по сравнению с охотой и собирательством и все еще далеко отставало от оседлого образа жизни, при котором основными занятиями были земледелие или торговля[76]. Прегрешения кочевников против порядка и гражданского развития, казалось, были многочисленны и не ограничивались применением чахлой системы правосудия, которой заправляли несколько влиятельных «шишек». Врач А. Ягмин открыто написал об этом в небольшой книге, посвященной бывшему губернатору Оренбургской области В. А. Перовскому:
История наук и искусств, а следовательно и медицины, у каждого народа, начинается с историею его гражданственности. Вот почему, где не возникла еще гражданственность, там напрасно стали бы мы искать наук и искусств, принимая слова эти в настоящем их значении.
Истину эту подтверждают самым очевидным образом Киргиз-Кайсаки собственным своим примером. До сих пор они, составляв отдельный от образованных наций народ, чуждались сих последних, и, избегав всякого с ними столкновения, оставались в грубом и почти диком состоянии. Причины тому заключались: во-1-х, в кочевом характере Киргиз-Кайсаков, общем свойстве Магометанских народов, к числу которых они принадлежат по своей вере; во-2-х, в самом географическом положении их страны, потому что река Сыр, или Сейхун, отграничивала это племя от племен оседлых, и земли, лежащие от Земли Киргиз-Кайсаков на Севере и Северо-Востоке, всегда были обитаемы народами кочевыми [Ягмин 1845: 41–42].
73
О языке «естественного права» см. также [Георги 1799: х, 125]; ср. [Руссо 1969]; см. также [Riley 2001:19–20]. О другом (отличном от Руссо) понимании естественного состояния и его упадка см. [Pagden 1982].
74
О стратегии «разделяй и властвуй» пишет П. И. Рычков [2007: 205–206]; о регулировании баранты см. «Экстракт бригадира Тевкелева в бытность его в Орской крепости о двух киргис-кайсацких Средней и Меньшей ордах по многим с киргисцами разговорам» [Ерофеева 2005, 3: 311]. О различиях между царским и казахским пониманиями баранты и о приспособлении казахами этого обычая к новому правовому контексту см. [Мартин 2005].
75
Этот взгляд подтверждает наблюдение Р. Вульпиус о том, что к концу XVIII века в русских правящих кругах «развилось чувство цивилизационного превосходства над нерусскими подданными» [Vulpius 2012: 27].
76
Левшин, например, открыто демонстрирует такой образ мысли [Левшин 2005:123–124,136-137]; см. также [Георги 1799: ix-x]. Согласно «исторической картине прогресса человеческого разума» Ж. А. Кондорсе (1743–1794), история делится на десять эпох, среди которых «пастушеское состояние» находится на второй ступени развития [Кондорсе 2019]; о теории Кондорсе см. [Goodell 1994: 209–223].