Напротив, конструктивная критика, помогающая выявлять и устранять просчёты и неточности в предлагаемых объяснениях собранных данных, должна поощряться наравне с самостоятельными разысканиями. Потому что не всегда и не все первооткрыватели, правильно нащупав общую закономерность, находят затем возможности проследить также всё многообразие дополнительных условий и сочетаний факторов, способных видоизменять проявления искомой закономерности. Ну а когда новая концепция оставляет без удовлетворительных объяснений заметное число феноменов, которые, судя по замаху, должна была бы объяснять, то, имея перед собой не до конца выверенную идею, именно серьёзные учёные просто обязаны проявлять известный скептицизм и не могут позволить себе её безоговорочную поддержку.
А если к тому же у автора находятся активные злопыхатели, поднимающие вокруг него и его недозрелого теоретического детища волну наукообразной травли, то положение нашего первопроходца окажется достаточно сложным. Ведь когда поток хотя и оголтелых, но в чём-то справедливых нападок не получает фронтального отпора, а лишь изредка перемежается сдержанными репликами в том смысле, что у заявленной концепции наряду с сильными есть также слабые стороны, то в подобных условиях даже заинтересованным наблюдателям бывает трудно отрешиться от ощущения, что у предмета спора слабых сторон всё-таки больше. И если такое, мягко выражаясь, подвешенное состояние заявки на открытие затянется на сколько-нибудь длительный срок, то для большинства научного сообщества новая идея из перечня сомнительных, но обсуждаемых тем вполне может перекочевать в разряд забавных безделушек, заслуживающих упоминания разве что как иллюстрация того, как НЕ надо представлять отчёт о проведённых исследованиях.
С другой стороны, чтобы помешать такому развитию событий, требуются прежде всего чёткие и убедительные разъяснения хотя бы по наиболее существенным претензиям к атакованной идее. Однако раз уж некто решился вынести на суд публики потенциально уязвимую теоретическую конструкцию, то это остаётся понимать так, что либо он не смог найти средств хоть как-то подстраховать её слабые места и пробелы, либо вовсе не видел этих мест и совершенно искренне считал своё творение безупречным. (Последнее может вызываться не только повышенной самовлюблённостью человека, хотя такое в научном мире тоже бывает, но и просто тем, что заметить собственные просчёты действительно намного труднее, чем чужие.) Отсюда сам собой напрашивается вопрос: какова вероятность того, что автору по ходу ожесточённых идейных столкновений удастся быстро завершить ту часть работы, с которой он не смог справиться в гораздо более спокойный и более длительный период подготовки к опубликованию своих взглядов? И по здравом рассуждении такую вероятность приходится признать отличной от нуля, но не слишком высокой.
Так что истинный учёный, считающий главным в работе объективный итог, а не личное признание, будет только рад, если кто-то другой сумеет именно быстро провести а) критический и б) доброжелательный разбор его упущений и, наметив пути их устранения, поможет превратить перспективную, но сыроватую идею в полноценную теорию. И даже если сам автор будет не в восторге от того, что часть “его” лавров “ушла на сторону”, для продвижения познания такой разделённый успех будет гораздо полезнее, чем откладывание уже почти состоявшегося прорыва в сторону неизвестного на годы или десятилетия.
Поэтому не будет преувеличением сказать, что для тех идей, которые без внесения в них исправлений вообще не могли бы быть “приняты на вооружение”, роль внешнего критика (или критиков) в становлении нового знания оказывается вполне сопоставимой с ролью первооткрывателя. Хотя затем любители статистики, сравнивая долю поправок с объёмом авторского изложения, оставшегося неизменным, всегда могут подискутировать о том, насколько велико было участие данного соавтора в данной разработке, составлял ли его вклад несколько процентов или несколько десятков процентов, был больше трети, но меньше половины, и так далее.
Что тоже имеет свой смысл, поскольку признание того, что каждая из набора поправок к авторской идее была одинаково необходимой для самого факта принятия этой идеи широким кругом специалистов, ещё не означает, будто вообще все обоснованные критические замечания можно считать равно весомыми в содержательном плане. Безусловно, для полноты научной картины мира уточнение пятого знака после запятой в одном из вспомогательных коэффициентов тоже является по-своему важным. Тем не менее, если сколь угодно многочисленные поправки касаются лишь технических деталей некоторой теории и никак не затрагивают её общих принципов (а лишь раз за разом подтверждают их правомерность), то даже сами авторы таких поправок вряд ли будут претендовать на упоминание себя рядом с именем создателя этой теории. Иное дело, когда уточняется объём и содержание одного из центральных понятий некоторой концепции, а тем более подвергается критическому разбору и определённой коррекции вся система авторских постулатов и теорем. В таких обстоятельствах, даже если сам критик демонстрирует полную деликатность и настаивает на подчинённом характере собственных замечаний по отношению к основополагающим идеям первопроходца, корректные коллеги, ссылаясь на соответствующие данные, всегда указывают, чьей именно интерпретации они следуют в том или ином случае.