Таким образом, в перестраивающейся после войны экономике ведущих стран, с одной стороны, резко возрастает потребность в хорошо образованных и способных к творчеству специалистах самого разного профиля. И было очевидно, что за счёт лишь собственных отпрысков промышленные короли и финансовые бароны не смогут обеспечить науку и производство конкурентоспособным числом таких специалистов. С другой же стороны, на фоне массового недовольства текущей политикой, местами перераставшего в открытые революционные выступления, у власть имущих появляется возможность представить расширение доступа к образованию как эпохальный шаг навстречу пожеланиям социальных низов, а вовсе не только как средство обеспечения собственных интересов. Взвесив всё это, власти наиболее развитых стран признают уместным смягчить или вовсе отменить законодательные ограничения на доступ к средней и высшей школе различных групп населения40*.
А чтобы в серьёзно расширившейся массе школьников могли выделяться те, кто более других склонен, а главное, способен продолжить образование и продуктивно работать в той или иной научно-теоретической или практической области, школьная программа начинает всё активнее расширяться и усложняться, включая в себя новые сведения, разделы и самостоятельные дисциплины. Это позволяет самим школьникам предварительно испытать свои силы в изучении более широкого круга сторон окружающей действительности, а учебным заведениям высших ступеней образования даёт возможность формировать более разнообразные и точнее отражающие собственную специфику критерии отбора абитуриентов.
И нельзя не признать, что для решения текущих задач научно- технического развития такая модернизация школы даёт вполне приемлемый эффект. Так что и на всех последующих этапах, когда заходит речь о необходимости приблизить школьное образование к современным условиям, всё сводится в основном или исключительно к расширению и уплотнению тех или иных разделов программы. Но даже если при этом сокращаются или полностью ликвидируются какие-то другие разделы, то в общем итоге всё равно каждому новому поколению школьников предъявляется для знакомства всё больше сведений, которые были добыты наукой в сравнительно более позднее время и прежде изучались только на высших ступенях образования. Что, соответственно, чем дальше, тем всё больше снижает смысл и значение средней школы как самостоятельной ступени образования.
Потому что установленные учёными данные хотя бы только по базовым дисциплинам уже давно не могут быть втиснуты ни в какую школьную программу, а фронт научных исследований продолжает расширяться. Так что хотя в современных школах и “проходят” много тем, о которых в XIX веке не слышали даже в университетах, с точки зрения переднего края познания это всё равно остаётся глубоким тылом. И если, к примеру, на уроках физики, химии, биологии хотя бы в общих словах упоминается об открытиях эпохи НТР, то школьная математика знакомит с достижениями разве что начала ХХ века, а современное состояние математической науки и изучаемые ею проблемы остаются для школьников во мраке абсолютной неизвестности.
Вот и получается, что тем, кто рассчитывает заниматься научными исследованиями или конструкторскими разработками, для выхода на передовые рубежи в своей области требуется гораздо более серьёзное обучение, нежели они получили в школе. Те же, кто берётся за работу в областях, не связанных с самостоятельными теоретическими изысканиями, получают возможность убедиться, что при освоении огромного большинства практических специальностей из школьного багажа им помогают в основном четыре действия арифметики да общая грамотность. А вот воспоминания о тригонометрических функциях, валентностях азота или, скажем, особенностях строения кишечнополостных, даже будучи вполне отчётливыми, не дают их обладателям никаких ощутимых преимуществ перед теми, кто успел благополучно запамятовать не только эти, но и массу других тем из школьного прошлого.
Так что если ещё в конце XIX века люди, прошедшие среднюю ступень образования, допускались к весьма широкому кругу занятий и применяли в них значительную часть полученных знаний, то менее, чем через век, ситуация меняется кардинально. По сути уже с 50-х годов ХХ века (когда, собственно, новый этап научно-технического развития и начинают называть “революцией”) школа из самоценного общественного института превращается всего лишь во вспомогательный инструмент, нечто вроде пробной полосы препятствий. Потому что по факту главным назначением сообщаемых школярам разнообразных сведений становится не подготовка к какой-либо определённой деятельности, а всего лишь оценка их способности к усвоению того или иного рода данных, позволяющая отобрать для продолжения обучения одних и отсеять других.
40
* Впрочем, исходный имущественный статус и без юридических запретов полностью сохраняет своё сортирующее воздействие на состав учащихся. И в том числе там, где имелись бюджетные или благотворительные школы, далеко не все беднейшие семьи могли позволить себе отправить туда хотя бы одного своего ребёнка. Тем более это относится к высшему образованию. Но в целом в новых условиях определённые дополнительные возможности получить “хорошее” образование и перейти на положение мелких, а то и средних буржуа действительно появляются в том числе у пролетариев, а каждый живой пример такого рода дополнительно подогревает энтузиазм десятков и сотен пытающихся повторить успех таких “счастливчиков”.