Впрочем, какой бы путь ни выбрала наша цивилизация в ближайшем и более отдалённом будущем, как представляется, теоретическая возможность возвращения человечества к всеобщей познавательной обязанности уже не может вызывать сомнений. Безусловно, для реализации такой возможности потребуется серьёзнейшая перестройка не только собственно образования, но и всего общественного организма. Однако, с точки зрения общего принципа, всё это лишь технические детали, ничего не меняющие в самой сути идеи о близком родстве механизмов развития боевой и познавательной деятельности человеческих сообществ. И по отношению к этой идее вывод о том, что вслед за военным делом человеческое познание – при определённых условиях – тоже может вернуться к режиму всеобщей обязанности, является лишь одним из многих частных следствий, причём не самых важных.
А уж считать ли такую перспективу эффективным средством преодоления противоречий и слабостей современной системы образования или, напротив, видеть в ней катастрофу, способную потрясти краеугольные основы общественного порядка, – это поистине дело личных склонностей и пристрастий каждого. С тем, разумеется, уточнением, что в обществе, сохраняющем в своей структуре фундаментальные классовые противоречия, даже самые, на первый взгляд, личные и субъективные пристрастия на поверку нередко оказываются прямыми производными от социального статуса их обладателя.
Заключение
Подводя общий итог нашим разысканиям, хочется – особенно для тех, у кого возникло ощущение, будто проблем наметилось больше, чем реалистичных предложений, – ещё раз подчеркнуть, что ситуация с наукой и образованием отнюдь не безнадёжна и поводы для оптимизма есть. Да, число здравствующих гениев среди наших современников, как и во все предшествующие эпохи, остаётся довольно скромным. И находятся “теоретики”, готовые на этом основании утверждать, что истинное призвание большинства человечества состоит ровно в том, чтобы быть “серой массой”, по своей прирождённой сути обязанной, раскрыв рот, внимать немногим “избранным”. Однако верным в подобных “теориях” является лишь самый базовый тезис, согласно которому, по сравнению с временами эллинизма или, скажем, древнего египетского царства, люди в целом не стали ни умнее, ни глупее. Тогда как утверждение, будто природные задатки людей распределяются по шкале от гениальности до “близко к нулю”, уже является не слишком ловким передёргиванием.
На самом деле, если оставить в стороне случаи грубых органических патологий, то для остальных людей вырисовывается картина, в которой их стартовые потенциалы хотя и имеют известный разброс, но средняя этого диапазона всё равно находится лишь немного ниже того, что мы в развитом состоянии признаём “близко к нулю” «талантом». И вопрос состоит только в том, как перевести потенциал того или иного новорожденного человека в актуальное состояние, и почему это не всегда делается.
Ответ на этот вопрос, с учётом всего вышесказанного, не составляет труда. Просто в начале цивилизации, когда совершенствование интеллекта прямо способствовало выживанию, люди ещё плохо разбирались в том числе в принципах функционирования собственного сознания. И потому появление выдающихся мыслителей даже им самим, не говоря уже об окружающих, казалось скорее чудесным подарком судьбы, которая определяется в иных высших и потусторонних сферах, нежели плодом человеческих стараний. Напротив, в наше время механизмы развития человеческой психики пусть не до конца, но во многом прояснились, так что уже существуют и продолжают разрабатываться достаточно продуктивные методики формирования самых разных способностей. Вот только массово воспроизводить оригинальных мыслителей стало “не очень-то и надо”.
Однако “не надо”, как категория целеполагания, есть образование по крайней мере отчасти субъективное. И в этой части, по крайней мере теоретически, может быть средствами убеждения преобразовано в “надо”. А значит, надо пробовать.
Надо хотя бы потому, что текущие условия задачи на выживание человечества могут меняться, но сама задача может исчезнуть с повестки дня только с последними людьми. И решить эту задачу за счёт мобилизации нескольких десятков “светлых голов” не получится, тут нужны сознательные и скоординированные усилия по меньшей мере сотен миллионов человек. Ну а когда ситуация начинает приближаться к грани жизни и смерти, то люди в большинстве своём обычно всё-таки принимаются действовать рассудительно. В этом и состоит главный источник всяческого оптимизма.