Но что такое госпитализм в нашем российском исполнении, мне объяснили очень давно, в 1979 году, на Всесоюзной конференции со скучным названием «Психологические основы формирования личности в условиях общественного воспитания», где серенькие, похожие на училок психологини и их юные помощницы суконным языком излагали совершенно убойные факты об элементах госпитализма (так это осторожненько звучало) в разных учреждениях системы общественного воспитания. Материалы конференции даже не пришлось секретить: изданные тиражом 500 экземпляров на ротапринте, они не вызвали интереса ни психологов, ни чиновников исследуемой системы, ни журналистов. О конференции помянул только наш журнал.
Но убойные факты справедливы до сих пор. И до сих пор их никто знать не хочет.
Стасис Красаускас. «Дитя и война»
Госпитализм, как вы уже поняли, – это про детские приюты. Это один полюс. На другом – счастливые дети любящих родителей, выросшие в семье и пошедшие в школу, в подготовительную группу, в особый детский сад с небольшими группами примерно в шесть лет (плюс-минус до года, в зависимости от индивидуальных различий). И на том, и на другом полюсе меньшинство детей страны. Остальные – между ними; вопрос в том, к какому полюсу они ближе.
«Известно, что на первом году жизни решающее значение для правильного психического развития ребенка имеет количество и качество его контактов с окружающими взрослыми людьми»,- говорила на конференции Г. Мазитова из Узбекистана. Она сравнивала развитие питомцев дома ребенка, сирот, питомцев того же дома ребенка, к которым время от времени приходят сдавшие их туда родители, и семейных детей – выходило, что даже тень присутствия лично малышу принадлежащего взрослого благотворна.
«Дети в домах ребенка,- докладывала на конференции Э.Фрухт,- лишены разностороннего, индивидуального, частого общения со взрослым, объем впечатлений ограничен, дети находятся постоянно в условиях коллектива и т.д. Все это приводит к нарушениям поведения, быстрому возникновению утомления. Они трудно привыкают к новому. Уровень нервно-психического развития детей ниже возрастной нормы. Отмечается невысокий темп обучения, что связано с медленным закреплением умений, с неразвитой способностью обучаться. Дети недостаточно активны в самостоятельной деятельности. Их поведение часто неадекватно. Все это можно считать определенными проявлениями госпитализма».
Мне хотелось бы, чтобы слова эти дошли до страстных сторонников коллективного воспитания детей («не отдашь ребенка в ясли-сад – эгоистом вырастет»). Конечно, речь иет о детях, круглосуточно живущих в приюте. А где грань между ними и теми, кого берут домой на субботу-воскресенье из пятидневок? Теми, кого усталые матери ежевечерне отводят домой спать и утром выдергивают из сна, чтобы отвести обратно? Разница, несомненно, есть – но ведь есть, согласитесь, и сходство…
Пабло Пикассо. «Мать и дитя»
«Для детей, воспитывающихся в доме ребенка,- продолжает Э.Фрухт,- характерно раннее формирование зрительных, слуховых, эмоциональных и двигательных реакций в первые три месяца жизни и постепенное замедление темпов их формирования, особенно во втором полугодии. Наибольшая задержка отмечается в развитии зрительных и слуховых ориентировочных реакций (дифференцировок), в развитии понимания и активной речи, а также действий с предметами». По сути, перечислена вся интеллектуальная деятельность первого года жизни, а она чрезвычайно активна, ведь годам к шести ребенок усваивает 80 процентов информации всей своей жизни. Еше важнее поражение базовой способности общаться и обучаться: уже к году приютский ребенок, чтобы сравняться с семейными сверстниками, нуждается, по утверждению психологов, в долгих систематических занятиях со специалистом; будут ли эти занятия – догадайтесь сами. Дальше отставание наматывается на отставание, отклонение на отклонение; несколько докладов были посвящены дотошному описанию того, как гаснет в ребенке врожденное любопытство, страх вытесняет интеллект, как главным становится чувство незащищенности…
Но это все о приютских. Что же с другими, мамиными- папиными бабушкиными?
Джина Лоллобриджида «Радость жизни»
К этому времени они уже многое знают и умеют. Знают, что они – мамино солнышко, что их любят и потому мощный тыл всемогущих взрослых им обеспечен. Поэтому они, в отличие от приютских детей, после мгновенного испуга тянутся к страшной маске, пробуя ее на вкус и на ощупь (приютские отворачиваются и стараются не замечать источник тревоги); они давно уже перешли от бессмысленного гуления к лепету, «предречи»; они хватают, бросают, стучат, машут ручкой, стремятся немедленно выяснить, съедобно ли все, что попало в поле их зрения, что с ним можно делать, зачем оно. А главное – они внимательно всматриваются, вслушиваются в поведение взрослых, «их», лично им принадлежащих, обеспечивающих им защиту и поставляющих множество образцов для подражания.
Всему этому в яслях приходит конец. Резко подскакивает доля адреналина в крови – верный биохимический показатель стресса. Оставшись без мамы, ребенок забивается в угол манежа (чтобы хоть спина была защищена) и орет благим матом при попытке приблизиться к нему другого ребенка, неведомого и опасного существа (действительно опасного: освоившись, дети со временем начинают интересоваться живыми игрушками, которых никак не в состоянии соотнести с собой,- у них пока и о себе никакого понятия нет; не доглядят – кто-нибудь попробует вынуть другому глазик). Долгое время новичка не будут интересовать никакие предметы, самые яркие; нарушатся сон и аппетит; от лепета ребенок вернется к гулению, на предыдущую стадию развития, да и то только когда успокоится. Он хочет только одного: к маме.
Сколько времени это будет продолжаться? Авторы пятнадцатилетнего (да!) исследования, психологи-педиатры А.Мышкис и Л.Голубева в докладе уклонились от ответа на этот вопрос, но в кулуарах мелькнуло: до полугода. Это так называемая тяжелая адаптация; есть еще «средняя» и «легкая». Легкость может быть обманчивой: иногда уже после месяца пребывания в яслях вдруг – снова сильный выброс адреналина в кровь, и все начинается заново. Сколько детей, тяжело адаптирующихся? В докладе не сказано и об этом (наши тетеньки, и так вполне героические, все же были людьми достаточно осторожными, чтобы не выносить приговор гордости социалистического строя – системе младенческих учреждений). Но есть косвенные данные: известно, что примерно 20 процентов людей любого возраста очень трудно переносят смену условий жизни, от кратковременных (пионерский лагерь, дом отдыха) до тем более кардинальных перемен – переезда в другой город, другую страну.
Разумеется, к этой же гpynne «тяжелых» младенцев принадлежат и дети с поврежденным геном, с врожденной предрасположенностью к наркомании и алкоголизму. Они явно «не ясельные». Впрочем, исследование убедительно демонстрирует, и любой честный педиатр это подтвердит, что «ясельных» детей не бывает. Сколько детей, прошедших через ясельный стресс, потом пополнят группу риска, хотя с генами у них все в порядке?
Но даже если ваш младенец на удивление легко (по крайней мере внешне) перенес перемещение центра жизни из семьи в ясли, не надейтесь на полноценное его развитие: для этого, как и прежде, ему необходим свой личный взрослый. Поэтому как только дети учатся осознавать и выражать свои желания, они начинают не прекращающуюся все их дошкольное детство битву за воспитательницу – за иллюзию ее любви, за ее внимание. В другом исследовании психологи подсчитали, что в яслях воспитательницы обращаются к отдельному ребенку от двух до одиннадцати раз (это хорошо подготовленный воспитатель) или от нуля до пяти раз. Чаще всего с директивами: сядь, брось, ешь, отойди – что трудно назвать общением, тем более развивающим. Исследователи, конечно же, отметили, что чаще всего воспитатель общается с ребенком доброжелательным, активным, которому, разумеется, это тоже необходимо, но все-таки меньше, чем его замкнутому, нервному, пассивному соседу.