– средства коллективного отображения (СКО) – специальное оборудование, позволяющее отображать информацию НЦА на достаточно больших поверхностях. Это позволит создавать особые эмоциональные состояния сопричастности и коллективных переживаний, связанных с воспроизведением памяти о людях, исторических событиях.
Год 1998 ушел. Каким он был для ученых?
Как ни странно, 1998 год – один из самых удачных в моей научной жизни. Мне удалось обнаружить, можно сказать, наших предков.
Июнь я провел в низовьях реки Мезень (Архангельская область), где вместе с моим коллегой Юрием Михайловичем Губиным проводил сбор остатков земноводных и пресмыкающихся пермского периода (260 миллионов лет назад). В этом районе мы работаем уже четвертый сезон, и каждый год – находки! Пожалуй, одно из самых уникальных пермских местонахождений в мире – именно Мезенское. Здесь на огромной площади (тысячи квадратных километров) захоронены целые скелеты мелких (в среднем размером с домашнюю кошку) пермских животных. В этом году мы нашли фрагмент черепа нового примитивного мелкого терапсида, предшественника млекопитающих. Безусловно, это большая удача.
Они обитали на территории Европейской России в пермском периоде, но до последнего времени были хорошо известны только по крупным представителям. Сейчас мы начинаем находить и мелких терапсид.
Кроме того, наконец удалось выяснить условия обитания и захоронения мезенских животных. Мы установили, что мезенская фауна – фауна маршей, низменных выровненных морских побережий, затопляемых во время морских приливов. Здесь практически нет растительности, но зато полно пзязи, в которой можно найти много вкусного. Однако можно и завязнуть, и остаться в этой грязи навсегда.
С 27 июля по 4 августа я принимал участие в международном симпозиуме «Верхнепермские стратотипы Поволжья». Симпозиум проходил на борту теплохода, совершавшего круиз по Волге и Каме в пределах Татарской республики. В первой половине каждого дня шли геологические экскурсии, а вторая половина была посвящена докладам.
Из важных достижений года нужно отметить и выход книги по пермским и триасовым четвероногим Европейской России, подводящей итог сташестидесятилетним исследованиям в этой области. Я – один из ее авторов. Так что в уходящем году удалось очень плодотворно поработать.
Думаю, можно сказать, что именно в этом году выкристаллизовывается новое направление в исторической науке, и мы сами четче определяемся в нем. Исследования эти становятся даже не просто новым направлением, но направлением основополагающим, тем, на котором в дальнейшем должны основываться все остальные исследования. О чем идет речь? Посмотреть на историю через человека – вот о чем. У нас же всегда была история государств, политическая история, экономическая, а как человек себя чувствовал, что ощущал, почему и как он поступал в разных ситуациях – все это для нас пока в значительной степени загадка. Вот до этого-то мы и пытаемся докопаться.
Мы заняты разработкой программы по истории этнологии Руси. Даже не одной, а нескольких программ. Начинаем мы с описания антропологической истории России. Понятно, что это научный проект, рассчитанный на несколько лет, а мы лишь закладываем основу. Мы – это рабочая группа, историки Бессмертнов, Муравьев, Румянцева, Юрганов и я.
А нет у нас истории «с человеческим лицом» вовсе не потому, что у нас бедная источниковая база, просто мы использовали ее очень своеобразно. Конечно, у нас меньше источников, чем в Европе, но при том, что у нас остались доли процента от книжного наследия домонгольской Руси, девять десятых текстов мы не использовали вообще. Почему? Потому что в основном это тексты богослужебные, святоотеческая литература, агеография (переводные тексты); но ведь это переводные тексты, фиксирующие понятия, которые нас интересуют.
Другие тексты – это в значительной степени акты, законодательные материалы. Вот здесь у нас очень слабая база, не сравнить с Европой. У них много текстов более личных, письма прежде всего. И актов там тоже гораздо больше, и они значительно шире наших и специальней, это десятки тысяч актов.
Но даже имея много, мы почти совсем не использовали правовые памятники, церковные и государственные. До революции не очень поощрялась такая работа, в советское время она была совершенно неактуальной. Между тем церковное законодательство в значительной степени регулировало жизнь древнерусского человека, так как все были христиане и, естественно, хотели жить в соответствии с христианскими канонами.
Сегодня ситуация резко изменилась, и можно лишь порадоваться такому повороту дела. Ведь наша история всегда была очень канонизирована, без граней, в одной плоскости; кажется, эти времена уходят навсегда. Итак, историческая антропология России. С будущего, 1999 года будет работать постоянно действующий семинар, им будут руководить Бессмертнов и я. Работа – в самом начале, а перспектива – на много-много лет вперед. Уже есть и студенты, которые готовы идти по этому пути, есть и преподаватели, готовые этим заниматься.
И для меня лично этот год был плодотворным. Вышла моя книга «История Древней Руси»; вышла книга, сказал бы даже – солидный труд по источниковедению с моей главой по источникам Древней Руси с XII по XVIII век. Опубликовано несколько статей.
Александр Янов
В ее земле закопанные клады…
«Наша история снова лежит перед нами, как целина, ждущая плуга.. Национальный канон, установленный в XIX веке, явно себя исчерпал. Его эвристическая и конструктивная ценность ничтожна. Он давно уже звучит фальшью, новой схемы не создано. Нет архитектора, нет плана, нет идеи. Между тем, вполне мыслима новая национальная схема,., в которую факт русской революции вошел бы не как непредвиденная катастрофа, а как отрицание отрицания, восстановляющее древнюю правду». Это – завет Георгия Федотова, который мы безнадежно забыли. Именно поэтому и должны мы заново, говорил Федотов, «изучать историю России, любовно вглядываться в ее черты, вырывать в ее земле закопанные клады», чтобы восстановить «древнюю правду».
Декабристское поколение, о котором речь шла в прошлой статье3*, не с неба свалилось. Петр Струве пишет, например, в 1918-м в сборнике «Из глубины», что истоки российской трагедии восходят к событиям 25 февраля 1730 года, когда Анна Иоанновна на глазах у потрясенного шляхетства разорвала «Кондиции» Верховного тайного совета (по сути: конституцию послепетровской России).
Между 19 января и 25 февраля 1730 года Москва действительно оказалась в преддверии решающей политической революции. Послепетровское поколение культурной элиты России повернулось, подобно декабристам, против самодержавия. «Русские, – доносил из Москвы французский резидент Маньян, – опасаются… самовластного управления, которое может повторяться до тех пор, пока русские государи будут столь неограниченны вследствие этого они хотят уничтожить самодержавие». Подтверждает это и испанский посол герцог де Лирия: русские намерены, пишет он, «считать царицу лицом, которому они отдают корону как бы на хранение, чтобы в продолжение ее жизни составить свой план управления на будущее время… твердо решившись на это, они имеют три идеи об управлении, в которых еще не согласились: первая – следовать примеру Англии, где король ничего не может делать без парламента, вторая – взять пример с управления Польши, имея выборного монарха, руки которого были бы связаны республикой, и третья – учредить республику по всей форме, без монарха. Какой из этих трех идей они будут следовать, еще неизвестно».
На самом деле, не три, а тринадцать конституционных проектов циркулировали в том роковом месяце в московском обществе. Здесь-то и заключалась беда этого, по сути, декабристского поколения, вышедшего на политическую арену за столетие до декабризма. Не доверяли друг другу, не смогли договориться. (Заметим, что у декабристов конституционных проектов было три и противоречия между ними опять-таки оказались непримиримыми.)
3
* А.Янов. Грозит ли России «национальное самоуничтожение?// «Знание – сила». -1998. – № 9-10.