Однажды в начале 1992 года Сергей Филатов, Юрий Яров и другие депутаты сидели вместе и ломали голову – что делать с Чечней. Я предложила:
– Давайте позвоним сейчас Дудаеву, да и убедим его начать переговоры!
Коллеги сомневались.
– Да что вы, он же мусульманин и не будет говорить с женщиной!
– Ну не будет, так не будет. Но дело-то надо сдвигать с мертвой точки. Дайте мне, пожалуйста, диктофон, – и я попросила оператора правительственной связи соединить меня с Грозным. Присутствующие с недоверием и интересом наблюдали за экспериментом. Свою часть диалога я записала, так как знала; обязательно найдутся желающие обвинить – либо в великодержавном шовинизме, либо в сговоре с сепаратистами. В национальной политике всегда так: шаг влево, шаг вправо – стреляют отравленными стрелами без предупреждения.
Генерал не верил ушам – ему никто еще не звонил из московского Белого дома. Кстати, его аргументы были разумными, а манеры цивилизованными. Он просил меня передать приветствия тем российским политикам, которые уважают права других народов. Предлагал в качестве места переговоров избрать Тарту (где он служил много лет командиром дивизии). Я настаивала на встрече делегации в любой точке России.
«Но у генпрокурора Валентина Степанкова готов ордер на мой арест». Это было правдой уже тогда, что, впрочем, не мешало генералу тайно наведываться в Россию до недавнего времени.
– Джохар Мусаевич, я приглашаю вас в мой округ, в Ленинград, и мы гарантируем вам неприкосновенность. Уверена, что и Анатолий Собчак создаст условия для переговоров.
Он благодарил, обещал подумать и созвониться со мной снова.
К сожалению, через пару дней после этого Руслан Хасбулатов, ревниво и не без оснований претендовавший на место «чеченца № 1» в России, допустил грубые выпады и угрозы в адрес президента Чечни. Пытаясь поправить дело, я снова вызвала Грозный, но телефонистка сказала: город отключен от правительственной связи…
… Россия становится все больше похожа на СССР, только в союзной конституции была статья о возможности самоопределения вплоть до выхода (потом ВС СССР принял закон о выходе, все пункты которого, несмотря даже на путч 1991 года, выполнила только Армения). В российской Конституции такого пункта нет.
Международное право по данному вопросу дает противоречивые толкования. В одних документах (включая Декларацию о гражданских и политических правах, устав ООН и др.) право на самоопределение народов, то есть возможность выбрать свой статус и форму государственности. трактуется как неотъемлемое. В других (Заключительный акт СБСЕ, принятый в Хельсинки в 1975 году) принципу неизменности границ в послевоенной Европе придается приоритетное значение по сравнению с самоопределением. Участники того Хельсинкского саммита вспоминают, что, настаивая на этом, СССР имел в виду прежде всего нерушимость границы между ФРГ и ГДР… где теперь эта и другие послевоенные границы?
В научных дискуссиях на тему «самоопределение или территориальная целостность» предлагается учитывать критерии «моральной легитимации» самоопределения:
1) невыносимость сохранения прежнего статуса из-за угрозы геноцида, депортации, насильственной ассимиляции;
2) историческое право на данную территорию той или иной группы;
3) волеизъявление населения территории, независимо от национального состава (голосование на референдуме квалифицированным большинством);
4) ответственность политических элит за последствие инициируемых изменений – например, способность контролировать свою экономику, территорию, соблюдать права меньшинств, избегать войн и др.
Надо признать, что наше государство второй раз за пол века дает повод чеченцам искать пути независимости от этого государства. Но… остается надежда сохранить Чечню – не силой оружия, конечно. С порога отказаться обсуждать другие варианты сегодня означало бы уйти от реальности, к которой нас привели… во внимание историческую память и культурную уникальность. В нации-этносе, в противоположность государству, широко развиты горизонтальные связи, существует ясное понимание общих ценностей, и существенную роль играет общественное мнение по поводу поведения групп и индивидов. Эти обстоятельства позволяют рассматривать нацию-этнос в качестве естественного эмбриона будущего гражданского общества.
Г.Старовойтова. «Национальное самоопределение: подходы и изучение прецедентов», США, 1997
Михаил Членов: – Понимаете, социолог работает со статистикой, с большими цифрами и большой массой людей. Что он делает, приехав «в поле», в какую-нибудь абхазскую или карабахскую деревню? Идет в сельсовет, закапывается в документы: экономика, население, административная история; потом составляет анкету – и по избам с одними и теми же вопросами. Что делает этнограф? Он идет к бабке, самой старой бабке, кладет много сил на то, чтобы ей понравиться, и выспрашивает ее обо всем: как хороводы водила, как замуж выходила, как косу заплетала, как мужа отпевала. Этнограф имеет дело с человеком, с отдельной человеческой судьбой, и внимание его приковано к таким мелочам, что Галина называла это порой игрой в бисер, – не слишком она это занятие любила, хотя специалистом была прекрасным. У нее была, как тогда выражались, высокая степень «социальной озабоченности», ее тянуло на широкие социальные выводы. А мы обожали игру в бисер.
Но на самом деле, именно в то время мы с Игорем Крупником отрабатывали сближение социологических и антропологических методов. Галина пришла к нам как психолог, хотя видение и хватка у нее были вполне социологические.
Николай Руденский: – Это был один из крайне редких тогда советско- американских исследовательских проектов: хотели узнать, почему некоторые люди так долго живут, больше девяноста лет. Не думаю, чтобы кто- нибудь всерьез надеялся открыть секрет долголетия; тем не менее это была вполне нормальная научная работа. Феномен долгожительства никак не связан со средней продолжительностью жизни в популяции; не вполне однозначно связан с природными условиями: у абхазов есть, а у грузин – нет, хотя все они соседи, живут на одной земле, в одном климате. Выдвигалось несколько гипотез: что это генетическое свойство; что дело в особенностях питания – тут уже стык биологии с этнографией; что дело в укладе жизни, почти свободной от стрессов, в обычаях и особенностях общественной структуры, в которой стариков любят и уважают, старики здесь управляют…
Многие гипотезы и общепринятые представления были этим исследованием опровергнуты; например, насчет геронтократии, власти старейшин: это давно уже фикция, они правят лишь номинально, а принимают решения люди совсем другого возраста…воины… Да, звучит достаточно актуально…
Ответов нет до сих пор. Исследование не было доведено до конца.
Людмила Иодковская: – Она тут со своими психологическими методами оказалась очень кстати. Кое-что изобретала прямо на ходу. Прежде всего надо было выяснить, сколько лет старикам на самом деле. Они склонны были преувеличивать свой возраст, как это принято на Северном Кавказе; документальных свидетельств, конечно, нет; а сколько им на самом деле, они и сами не знают. Вдобавок часто не говорят по-русски, то есть разговаривать с ними приходилось через детей, в школе учивших русский. Когда классические методики не срабатывали, Галя разузнавала о каком-нибудь выдающемся событии местного масштаба: пожаре, например, или особенно большом снегопаде, которое можно датировать, и начинала выяснять, родился человек до… или после… Обычно число долгожителей после всякого рода проверок сокращалось втрое…
Москвичи в глухих селах на Северном Кавказе, кто бы они ни были и чем бы ни занимались, в то время – гости и немного начальники, которые там, в Москве, могут чего-то добиться для этих людей. Если захотят, конечно. Знаете, как нас там принимали?! И Галина была уже не женщина, которой положено только подавать на стол, она была гость и начальник, ей надо было вести себя соответственно, особенно когда она стала начальником отряда, ей надо было уметь пить и со всеми ладить. И она все это делала. И смотрела на эту новую для нас, странную жизнь…