Напористая до смешного. Ну, не люблю я горчичники, и что? Позвонила бы обычная родня, дала совет – и ладно. Нет, Галя будет читать мне лекции по телефону, что такое ОРЗ и ОРВИ, что там со связками и горлом, и средним ухом у мальчика, как там все устроено и почему надо греть. «Убедила?» – смеется. «Нет» – смеюсь. Спустя пятнадцать минут (мы недалеко жили) в ночь и мороз она является и идет по лестнице на пятый этаж (лифт часто не работает) в кромешной тьме подъезда (свет часто вырубали), чтобы все же уломать меня и самой поставить Теме горчичники. (Пишу сейчас эти проклятые слова – «подъезд», «лестница», «тьма» – с отвращением.) Три- четыре такие явки – и я зареклась с ней спорить. Бесполезно. Одно ее спасало: она не была занудна, сердиться вообще не умела, никогда не диктовала, всегда посмеивалась, пока читала свою очередную лекцию, как лучше кормить Тему, во что одевать и чему учить. (А то я не знаю, а то я первое дитя ращу.)
Почему я пишу, что виделись мы почти ежедневно? Конечно, реже. Но впечатление было, что она здесь, рядом, сейчас позвонит в дверь, сейчас войдет. Только неистовая бабушка будет узнавать, как внучок спал и ел, звоня из Питера, из Вены, из Перми, из гримерной в Останкино. Оттого и сотрясло нас всех чувство, что мы осиротели, когда все случилось, не только мальчик, но мы все, взрослые; не может быть, что она больше не позвонит, не войдет, не ворвется, как всегда, со смешком: «Мимо ехала, яблоки вам купила».
Этот ее голос… особенный, светлый голос не забывается.
Она была ревнивая бабушка (до потери чувства юмора). Я купила детские ботинки – посмотрит и ничего не скажет. Дед купил рубашку – ревниво подожмет губы. Кто-то принес книжки – тихо скажет: «Не знаю, интересно ли это ему». Зато все, что она или ее сын (отец Темы) принесли, купили, нашли, – высший класс, сама же и счастлива, вся светится. Эту ее странность мы даже обсуждали с ее подругой (сплетничали), она подтвердила: «Да, Галя должна одна, сама обо всех заботиться, так она считает». Мы смеялись как о ее чудачестве. Что делать, не святая же она.
Ее работа в Думе мне была не близка, скучна, что ли. Недолго потолкавшись среди парламентских обозревателей, помню, я с облегчением вышла из Белого дома на свежий воздух навсегда. И, честно сказать, пилила Галю: чего она там забыла Вязкая словесная каша думского большинства – малограмотного и потому агрессивного – невыносима.
Как можно это слушать часами и не сойти с ума? Есть живые люди, есть наука, по которой она часто вздыхала: «Ой, тоскую, уйду, не могу больше, книжка уже готова в голове». И не уходила. Хотя и я, и все, кто ее знал, видели в ней одно свойство именно политика: умение спонтанно точно сформулировать мысль, ответ, тезис, посылку. Как шахматный гроссмейстер играет на двадцати досках сразу, так она однажды на моих глазах в Элисте (я была там в командировке от газеты) отвечала в пять – семь микрофоноводновременно на пять – семь разных вопросов. Я стояла, буквально разинув рот: не подозревала, что можно говорить с такой скоростью и со смыслом. Хоть бы раз запнулась. Позже эту ее феноменальную способность я не раз наблюдала. Сидим у нее, пьем чай – звонок, просят интервью по телефону; она, только что говорившая, кто повезет Тему в Комарово к ее родителям, мгновенно переходит на Чечню, Конституцию, экономику и Бог знает что еще. «Да. – уныло думаю, – если уж она не политик, то кто тогда политик?» Оказывается, это просто характер такой плюс спецмышление и спецязык. И я отвязывалась ненадолго с уговорами уйти.
Хотя жаль до боли. Ушла бы в науку, была бы сейчас с нами.
Когда после ее гибели началась возня, не было ли «коммерческой» причины у напавших, «Комсомолка» этак уверенно сообщила, что «она была богата». Что за люди там теперь трудятся? Раньше хоть бы знак вопроса поставили. Будь она «богата» (слово какое-то холуйское), .Тема был бы первым, кто на себе это почувствовал бы. Она с ума по нему сходила! А ее дивные родители? Снимали бы они комнатку в Комарово на летний сезон, носили бы воду из колодиа? Она о родителях ни на день не забывала: звонки, врачи, переводы, только и слышишь от нее, что маме лучше, но отец что-то нездоров…
…Уже месяца три думаю о ней и не могу в словах ничего выразить. Одна ничего не говорящая картинка перед глазами: Галя сидит у меня на кухне (дня за два до той роковой поездки в Питер) в яркой блузке с короткими рукавами и локти на стол положила, что-то рассказывает, а у меня скатерть на столе вышитая и в узоре, видимо, хлебная крошка застряла и кольнула ее, и вот Галя что-то говорит, смеется и этакой красивой рукой с белого кустод невского локтя крошку стряхивает, а я, как завороженная, за этим слежу… Ну зачем эта картинка? Не знаю. Но она не уходит из памяти.
А в тихих и горьких семейных беседах о Гале мы еще одно вспомнили: никогда, ни разу, ни по какому поводу она не сказала дурного слова ни о ком. Никогда ни о ком. Даже о депутатах, которые шипели ей в спину матом пошлости и угрозы, могла сказать: «Да ну их», и никогда ни одного имени или известного эпитета. У нее просто не было такого «органа», который злится, обзывает, ненавидит. «Инопланетянка она, что ли?» – думаю. У нее были идейные противники, но не противные люди. Пытаюсь вспомнить еще хоть одного такого незлобивого человека и не могу. •
Мы впереди!
Заметки
с пресс-конференции, посвященной пятидесятилетию отечественной вычислительной техники.
Открыл ее директор Института микропроцессорных вычислительных систем РАН, научный руководитель группы компаний «Эльбрус», член-корреспондент РАН Борис Арташесович Бабаян. В группу компаний «Эльбрус» входят ЗАО «МЦСТ», ООО «Эльбрус- 2000» и ЗАО «Телеинтерком».
МЦСТ является правопреемником Московского центра SPARC-технологий, который начал свою деятельность в апреле 1992 года на базе отделений Института точной механики и вычислительной техники имени С.А. Лебедева РАН. Толчком к созданию центра послужили контакты с американской компанией «Sun Microsystems». Это ведущий научный центр России в области компьютерных технологий. В нем, включая филиалы в Новосибирске и Санкт-Петербурге, работают более четырехсот специалистов высочайшей квалификации. Среди них – пять профессоров, восемь докторов, более сорока кандидатов наук, три лауреата Ленинской и пять лауреатов Государственной премии.
Профессор Бабаян рассказал о полувековой истории развития отечественной вычислительной техники, начавшейся всего на один-два года позднее американской. В процессе исследовательских и конструкторских работ коллективом «Эльбрус» был внедрен ряд ценных технологий, которые намного опередили разработки зарубежных ученых:
1955 – высокоскоростная арифметика;
1964 – отказоустойчивая система непрерывного действия с полным аппаратным контролем;
1979 – симметричная многопроцессорная система с общей памятью;
1986 – архитектура с явным параллелизмом;
1986 – технология двоичной компиляции.
Еще в 1978 году под руководством профессора Бабаяна был создан первый суперскалярный компьютер «Эльбрус-2», который американцы смогли повторить лишь в девяностые годы. Защищенное программирование было предложено в России в том же 1978 году, а аналогичная система JAVA появилась на Западе лишь в 1995 году. По мнению профессора Бабаяна, работа процессоров компании «Intel» имеет в своей основе старый язык работы машин, поэтому будущее за российскими разработками.
В 1990 году начались первые контакты компании «Эльбрус» с фирмой «Sun», и они вдохнули новую жизнь в российских компьютерщиков, позволили им выйти на мировую арену со своими разработками. Сегодня группа компаний «Эльбрус» работает по трем направлениям. Первое – это разработки для западных компьютерных фирм. Второе – работа по заказу российского правительства, практически безо всякого финансирования, что называется, «на общественных началах». Третье направление – развитие собственной архитектуры микропроцессора, но уже в кристаллах. Российский микропроцессор меньше, дешевле и мощнее, чем американский «Merced», который еще только готовится к выпуску. Как считает Бабаян, Россия далеко впереди западных фирм по своим разработкам.