Борис Дубин
Зеркало и рамка: национально-политические мифы в коллективном воображении сегодняшней России
В основе статьи – материалы анализа и коллективного обсуждения в ходе работы над проектом «Русский миф» вместе с Ю.А.Левадой, Л.Д.Гудковым и Н.А.Зоркой.
Базовый отечественный миф сложился в определенных группах образованного слоя России как ответ на травму, сопровождающую однолинейную, милитаризованную и до сих пор не завершенную модернизацию «закрытого» общества, как «ответ» на модернизационный «вызов». Это миф об исключительности России, об уникальности ее исторического предназначения и культуры, о превосходстве российского («русского», «советского») человека.
По форме и по функции этот миф – своего рода тавтология. Он обозначает границы национально-государственного сообщества и содержит эмоциональные символы его целостности. Все смысловые части мифа – представления об «органическом» характере общества и его культуры, о духовном богатстве и особой нравственности национального типа человека (его простоте и искренности, нерасчетливости и непредсказуемости, душевности и верности) – определяются при этом ключевой мифологемой особого пути. Однако они ничего не говорят о направлении и механизмах движения. Поэтому они не могут быть программой развития и не помогают ее выработать.
Характерно, что любые попытки придать «русской идее» какое-нибудь определенное содержание раз за разом терпели полный крах (последняя затея такого рода была не так давно предпринята аналитической группой при администрации президента РФ). Это важнейшее обстоятельство. Дело, видимо, в том, что интересующее нас «понятие» не содержит идеи развития, не включает идеальных представлений о будущем состоянии страны, а потому его в принципе невозможно рационализировать, сделать инструментально достижимым. Соответственно, на его основе нельзя выработать какие-либо политические цели тех или иных групп или государственных институтов. Собственно эта неоформленность, непроявленность-будь то русского пути, будь то русской правды, русского духа, русского человека – как раз и отмечаются в характерном для русского мифа образе непостижимости России для каких бы то ни было усилий «разума». Опять-таки показательно, что сам этот разум понимается приверженцами русской идеи как принадлежность «Запада», а потому трактуется исключительно как позитивистский, «плоский», «холодный», «формальный». В любом случае, он – «не наш».
Каждый раз «русская идея» соблазняет умы ожиданием готовой, кажется, вот-вот последовать за нею программы развития, политической стратегии действия тем самым возбуждая иллюзии возможного взаимопонимания и согласия разных общественных сил и групп. Тем не менее появление этого слова или лозунга в лексиконе той или иной политической группировки всякий раз означает лишь новое усиление тяги к консервации существующего порядка (в том числе в форме «реставрации прошлого»). В этом смысле всякий выход данного мифологического комплекса на поверхность общественной жизни есть симптом разложения патерналистского режима, очередного этапа этого разложения, указание на попытки связанных с режимом групп задержать распад системы. В конечном счете, роль этого фундаментального мифологического комплекса – служить механизмом психологической защиты и компенсации. Реальным мобилизационным и интегративным значением в политической жизни он, видимо, никогда не обладал, как не обладает и сейчас.
Зато идея особого пути входит в базовый сюжет национальной словесности и всего русского искусства последних полутора веков. Она предопределяет характеры основных героев и героинь, расстановку фигур спасителей и искусителей, врагов и помощников, развитие и оценку узловых ситуаций сюжетные ходы и тупики. На отработке этого сюжета формируется отечественная литературная классика («русский роман», по формулировке Мелькиора де Вогюэ), представления о полумифологической истории русской культуры – ее «золотом» и «серебряном» веке, основных вехах, иерархии первых и вторых рядов и т.п. А дальше, ретроспективно, уже сама классика и представляющие ее избранники от Карамзина и Пушкина до Пастернака и Солженицына включаются в мифологизированный пантеон. Символическое значение Пушкина – сверхавторитетной фигуры родоначальника – в рамках описываемого мифологического комплекса совершенно исключительно.
Отсюда – три основных компонента российской национально-политической мифологии: миф о Западе, миф об угрозе, миф об особом человеке. Пусковой механизм всей этой связки идей и символов – представление о Западе (наш, собственный образ западного мира). Структура основного мифа двоична: внутри него задана особая смысловая граница, отделяющая «нас» от «них». Миф содержит значения зависимости и превосходства, ориентирован на догоняние и противостояние. Это дает возможности двойного прочтения (двойного кода оценки и истолкования тех или иных действующих лиц, событий и т.д.), так что активизироваться может то одна, то другая позиция и соответствующая ей перспектива.
Двойственность в понимании «Запада» крайне важна, поскольку «русский путь» в любом случае отсчитывается от этого мифологического начала координат. Воображаемый Запад придает смысл заложенному в миф «псевдоразвитию», как будто указывая направление движения («технологический прогресс», «цивилизованный быт», «потребительское благополучие»). Вместе с тем он парализует возможность собственно политического достижения подобных целей. Ведь все перечисленные преимущества европейских обществ воспринимаются как нечто «готовое». Характерна ходовая в России конца 1980-начала 1990-х годов утопическая формула «нормального общества», «нормальной экономики». Определяющие результативность этой экономики базовые системы и институты – демократия, рынок и социально-символический смысл денег, право и суд, культурные и религиозные ценности в их трудной истории – не берутся в расчет.
Для русского мифа путь, вообще способность меняться, открытое будущее – это, по обиходной формуле, «судьба России» (в мифологическом комплексе она – как бы сфера чистых потенций, отсюда – вся символика ее вечной молодости, нескончаемой дороги, неисчерпаемых ресурсов, будь то природных, будь то людских. Запад же воспринимается как уже реализовавшийся, статичный и в этом смысле относящийся едва ли не к прошлому (он в описываемой мифологии – что- то вроде начала координат). Но поскольку заимствовать западную технологию и благополучие само по себе никак не получается и попросту невозможно, то их, в свою очередь, наделяют негативными значениями соблазна, антинациональных начал, гибельных для «русского духа», чуждых России. Соответственно, образ Запада приобретает черты демонического соблазнителя, а его представители выступают «агентами» мирового заговора против России, геноцида русских и т.п. В более мягком варианте – по известной басенной формуле «зелен виноград» – достижения Запада переоцениваются как несущественные, ненужные и мелкие в сравнении с тем главным и заветным, чем, как подчеркивается, всегда владела Россия («духовность», «соборность», «русский характер»). Далее следует очередное «разочарование в Западе», подростковая обида на него, на его недостаточное внимание, уважение, помощь и т.п. – вся классическая симптоматика эмоциональной зависимости, безуспешного стремления от нее освободиться и неизбежно связанного с этим обстоятельством рессантимента. И вот уже три четверти наших опрошенных, по их заявлениям, не доверяют западным предпринимателям, 60 процентов (среди людей с высшим образованием – 65 процентов) уверены, что Запал его экономические и финансовые организации хотят не помочь России, а ее поработить.