Проявления медной минерализации в виде ярко-зеленого малахита и намного более редкого здесь небесносинего азурита встречаются почти на всей гигантской площади в 500 квадратных километров. Рассеяны эти проявления, однако, неравномерно. Их наибольшая мощь в своеобразных тугих узлах-сгустках площадью от 2-3 до 10-15 квадратных километров. Концентрация медных минералов в них тысячекратно превышала среднюю. Крупных узлов мы насчитали одиннадцать, и кроме того, к ним примыкало до десятка прочих гнезд, но уже существенно более мелких. Почти все эти гнезда сосредоточены на возвышенных междуречьях, по местному – сыртах (см. компьютерную модель на стр. 46).
Различать такие сгустки минерализации очень легко: их выдает хаос провалов, означающих засыпанные устья древних и старинных шахт и штолен. Ямы-провалы перемежаются бесчисленными и бесконечными холмами отвалов пустой породы. Все вздыблено, беспорядочно и бессчетно. Впрочем, нам в конечном итоге удалось просчитать все эти поверхностные следы, но с большим трудом, только изучая аэрофотоснимки под микроскопом. Пешие маршруты по неохватной поверхности Каргалов этого никогда бы сделать не позволили… Оказалось, что одних только заваленных устьев шахт, штолен, карьеров и шурфов на Каргалах насчитывается не менее 32-33 тысяч! Но ведь на аэрофотоснимках мы различали только поверхностные следы: норы и лазы, по которым горняки добирались к самым сокровенным залежам в глубине недр. Плавные же выработки залегали ниже, под этой вздыбленной земной корой. Каргалы походили на своеобразный каменный айсберг, приоткрывающий на поверхности лишь свою верхушку.
Раскоп на селище Горный
Честь первооткрывателей принадлежала горнякам далекой зари бронзового века. Для них это рудное поле стало драгоценным источником меди – в те поры едва ли не единственного известного древним металла. Добыча медной руды велась почти два тысячелетия. Затем наступил поразительно долгий перерыв в три тысячи лет полного забвения этого феномена. Первые российские горнозаводские предприниматели на Южном Урале появились около 1740 года. Это было вторичное открытие медных месторождений. Развитие промысла тогда происходило столь стремительно, что примерно через 25-30 лет из каргалинской руды выплавляли до четверти меди всей Российской империи! Однако к концу XIX столетия Каргалы стали умирать. Все реже и реже в глубине недр встречалась легкая на добычу руда, и люди покидали рудники. Пейзаж Каргалов вновь, как некогда, обретал пустынный облик.
И наконец, ранней осенью 1989 года свершилось третье открытие Каргалов, но уже в качестве уникального археологического и исторического памятника. Как и в XVIII веке, мы открывали это рудное поле по бесконечным следам древних работ. С того года все последующие десять полевых сезонов на самой живописной поляне Каргалов сооружали археологи свой палаточный городок и занимались здесь разведками и раскопками древних поселений и могильников.
В первый наш сезон 1990 года мы систематично объезжали все Каргалинские урочища, пытаясь составить представление о генеральных контурах этого гиганта.
Параллельно мы усердно искали археологические памятники. Поиск вели по уже давно отработанным археологами схемам. Искали следы древних селищ близ водоемов, в поймах речек, на так называемых удобных для жизни местах. Однако нас сопровождала неудача. Именно поэтому нам пришлось пойти нестандартным путем. Мы отправились искать места самых ранних каргалинских поселений едва ли не в самые неудобные (с нашей точки зрения, конечно!) для обитания места. Маршруты пролегли по вершинам холмов, увалов и водоразделов, по высоким плато вдоль берегов крутых оврагов, где сгрудились сотни и тысячи следов древних и старинных выработок. Здесь не было близких источников воды. От свирепых степных ветров можно было укрыться лишь в холодных шахтах. Порой даже снег не задерживался на этих вершинах. Однако именно здесь нас ждала удача.
Более двадцати селищ бронзового века нанесли мы в два последующих года на карту Каргалов, и почти все поселки располагались в «нестандартных», весьма неудобных местах. Мы опять оказывались в своеобразном тупике. Нужно было убедительно объяснить: возможно ли вообще нормальное существование в подобных экстремальных условиях?
Мы поторопились с ответом, полагая, что на этих холмах и увалах горняки появлялись лишь летом. Мы думали, что работа велась здесь лишь в теплые сезоны, когда в шахтах добывалась руда, обогащали ее на месте. Затем шахтеры увозили обогащенные и тяжелые медные минералы на лошадях или быках к местам своего обычного обитания, туда, где можно было укрыться от исступленных ветров и стужи, где была вода, столь необходимая для людей и скота. Но мы опять ошибались… Поняли мы это лишь после внимательнейшего изучения не одной сотни кубометров древнего грунта.
Каргалы; курган у хутора Першин. Захоронение юноши-литейщика (начало III тысячелетия до новой эры)
В слоях селища этого времени, названного нами Горным, мы не встретили наиболее ранних свидетельств освоения Каргалов. Было проделано до десятка радиоуглеродных анализов. что и прояснило возраст Горного: люди обитали и добывали здесь медь примерно 3400-3700 лет назад, то есть в XVII-X1V столетиях до новой эры. Да и большинство других селищ, обнаруженных нами на Каргалах, по всей вероятности, относилось к этому же времени, к позднему бронзовому веку. Именно на этот период приходится ник горнодобывающего и металлургического производств в южноуральском регионе. Начало же работ на Каргалах, как уже говорилось, уходит в ранний бронзовый век или же на полторы тысячи лет раньше. Тогда местные скотоводы по этим степям лишь кочевали, а потому постоянных поселков не заводили. Но об этом речь дальше. Теперь же начнем рассказ, но… с конца.
Начинали освоение вершины этого высокого и удаленного от воды мыса древние обитатели с устройства весьма странных крохотных жилищ. Мы предпочли именовать их жилищам и-норами, поскольку именно на норы они более всего и были похожи. Люди вырывали ямы, глубина которых в основном колебалась от 1,3 до 2 метров. Таких жилищ на Горном мы вскрыли около 50, и стало ясно, что это были своего рода «ямы-ночлежки». В таком тесном лежбище могли провести сравнительно теплую ночь два-три человека. Лишь немногие из ранних жилищ были чуть крупнее. По всей вероятности, с такой модели начиналась в позднем бронзовом веке оседлая жизнь и работа на каргалинских рудных увалах.
Следующая, более поздняя фаза существования Горного свидетельствовала о резкой смене характера обитания на этом мысу. По какой-то не ясной для нас причине люди решают поселиться здесь прочно и потому начинают сооружать постоянные жилища. Для этого поверхность холма генерально перепланируется. Всю массу жилых и сакральных ям ранней фазы люди засыпают суглинком, утрамбовывают, и на этих выровненных площадках закладывают уже громадные котлованы. Очень часто эти котлованы являли собой взаимосвязанные помещения, в которых мы различаем «жилищно-производственные комплексы». Размер крупных котлованов превышал сотню квадратных метров, а глубина составляла до полутора метров. По существу, часть из них являлась полуземлянками.
Один из таких комплексов состоял из пяти частей- Жилищный отсек площадью до 120 квадратных метров служил местом постоянного обитания. На примыкавшем к нему производственном дворе плавили руду и металл; площадь плавильного двора была примерно равна жилой. С другой стороны в борт жилищного отсека врезался рудный двор, где хранились отобранные и подготовленные для плавки чистые медные минералы; его площадь невелика – всего 12-15 квадратных метров. Под бортами и полом жилого отсека проходила специально отрыгая десятиметровая сакральная штольня, своего рода святилище. К комплексу примыкала и огромная яма для отбросов.