– Сказочки для журналистов. Вик. Поддержка И-барьера. Типа, какой конфуз, добропорядочная домохозяйка попала на заметку ФБР из-за телефонного разговора, в котором хвасталась подруге, что ее сын хорошо сыграл анархиста с бомбой в школьном театре. Да они бы свихнулись, если бы перехватывали все сообщения со словом «бомба»! Если хотя бы в каждом двухсотом…
– Брось выделываться, Гулливер! – прервал я. – Ну, не ключевые слова, так что-нибудь похожее. Только потоньше. Стилистический анализ, фоносемантический. Наверное, можно даже по интонации определить нелояльного гражданина.
– Ага! Оказывается, ты еще кое-что соображаешь. Только не гражданина, а организацию. Отдельные клетки никого не интересуют, важен потенциальный уровень организованной нелояльности. Сначала, ка к ты верно заметил, оценивается нечто вроде интонации отдельных разговоров. Тип отношений. Семейная ссора, торговая сделка и так далее. Даже если мы с тобой будем называть дома «ульями», а динамит – «медом», сдвиг в типе отношений все равно будет заметен. Но это еще не самое интересное. А вот потом, когда индивидуальные профили складываются в сетку, по этой сетке прекрасно отслеживаются сингулярности…
– Сингулярности… относительно чего? Там же должна быть булева туча всяких сингулярностей!
– Относительно модельных профилей, – уточнил Чарли с интонацией терпеливого учителя. – Скажем, у них есть модель системы моих отношений: бывший «энф», преподаватель колледжа, заядлый футбольный болельщик, композитор-любитель и так далее. И скажем, завтра в Ольстере состоится некий важный футбольный матч. Если я сегодня обзвоню десяток приятелей-болелыциков и предложу им собраться в Ольстере, это не выйдет за рамки моего профиля или профиля организации типа «болельщики». А вот если я пообщаюсь с одним несдержанным на язык типом из Восточной Европы на тему некой игрушечной фирмы, а потом пообщаюсь похожим образом с одним парнем из Мексики…
– Как там Франческо, кстати?
– Не слышал давно. Он уже одиннадцать лет не пользуется Сетью. Религия. К тому же мы поругались, когда я пошел в ENFOPOL. Так что я приврал, что могу с ним пообщаться… Но допустим, да? – я с вами двумя начинаю обсуждать пчел или детские игрушки. Явное отклонение от моего модельного профиля, где-то вспыхивает красная лампочка. Как в игре «Жизнь», помнишь? Три живых сосела – рождается новая клетка. Дальше они могут запустить имитатор посильней и еще на несколько шагов вперед поглядеть, что тут может вырасти – встреча выпускников или Организация освобождения Палестины. Конечно, это первичный пеленг, потом все перепроверяется более традиционными способами. Пару разговоров эта система вполне может проигнорировать. Но у нее очень умная система критических параметров, старик Робин. Понял, зачем я музыку включил?
Я понял – и даже больше того, что имел в виду Чарли. Еще один кусочек головоломки со щелчком встал на место, превращаясь вместе с соседними кусочками в часть рисунка. «Аргус» занимался шпионажем и созданием двойников-отоваров для моделирования рынка. Система надзора, о которой рассказывал Чарли, тоже использовала модели индивидуальных профилей, но для отслеживания подпольной коллективной активности. По сути дела, все те же виртуальные личности. Почти та же технология, которую использовал я при создании Вольных Стрелков, Только в своих ВЛ я старался как можно сильнее оттолкнуться от собственной ролевой модели. А эти системы, наоборот, строят как можно более точные виртуальные копии людей без их ведома, чтобы моделировать поведение целых сообществ.
Не случайно за последние годы сетевую анонимность искоренили у нас настолько, что она стала частью самоцензуры, как новый смертный грех. И не случайно Вольные Стрелки так долго были неуязвимы. То, что начиналось как театр одного актера, оказалось антидотом против этого всеобщего электронного вуду, высшего воплощения той самой Культуры Кукол, о которой предупреждал японец.
Но это все еще лишь часть рисунка. Две системы виртуальных двойников наверняка пересекались… или были частными случаями одной?
– Ладно, гфизнаю свою глупость в отношении ваших систем надзора, – сказал я. – Что все-таки насчет REALL? Почему ты не стал выяснять?
– Это я сказал до того, как мы стали слушать оперу, – усмехнулся Чарли.
– Я и так успел много лишнего наговорить, надо же было хоть закончить за здравие. На самом деле, при всем моем уважении к Ее Яичеству Матке, я не мог смириться с тем… недоразумением. Я все-таки преподавал не литературу, а компьютерную безопасность и социальную защиту. А вышло, будто сам нарушил национальную безопасность. В общем, я пошарил кое-где, у меня остались связи. И вот что узнал. В этой игрушечной фирме работает куча спецов из COGS. Это лаборатория… вернее даже, целый департамент по изучению когнитивных систем в Университете Сассекса. А в нем есть пара лабораторий, известных тем, что там разрабатывались так называемые маргинальные технологии. То, что когда-то считалось жутко перспективным, а потом весь ажиотаж заканчивался без особых результатов, и идею как будто забывали.
– Вроде психопрограммирования?
– я вспомнил рассказ Жигана о том, чем занимался Саид.
– Точно. Когда я работал в ENF, мой босс как-то по пьяному делу рассказал, что это «забывание технологий» частенько было искусственным. На самом деле, их вовсю продолжали развивать. SAIL в Стэнфорде, ITS в Массачусетсском технологическом… И еще дюжина-другая лабов. Официально их закрывали. А на деле – только меняли вывески. Кое-что переносили из Штатов в Британию, Израиль или еще куда. Мой босс даже утверждал, что Фрэнк Розенблатт и еще несколько ученых, которые якобы скоропостижно скончались, на Самом деле живы или по крайней мере «частично живы».
– Это как?
– Ах да, я забыл, что у вас это не практикуется… Может, вам даже повезло. Видишь ли, сейчас есть много странных способов продлевать жизнь. Но то, что получается при продлении, не всегда похоже на жизнь. И у наших юристов пар идет из ушей, когда они пытаются определить, «скорее жив или скорее мертв». Недавно они ввели термин «частично жив», но это принесло еше больше путаницы. Если я буду тебе сейчас объяснять это определение, боюсь, у нас обоих тоже пар из ушей пойдет.
– Понял. В другой раз. Давай дальше про лабораторию.
– В общем, я не знаю, насколько верно про Розенблатта… но в COGS точно работали над тем, что официально метилось как «бесперспективное». В восьмидесятые это'была обработка изображений на сверхпараллельных вычислительных средах, типа многослойных перцептронов. В девяностые – оптические нейросреды. Та система распознавания и сопровождения множественных целей, которая использовалась американцами в Восьмичасовой войне с Китаем, была создана как раз на основе разработок одного из лабов COGS. А сам лаб тем временем начал заниматься чем-то новым, что называлось «суперсотами» и «психосредами». Могу только гадать, что это такое… Но и это было, еще когда я в вашем Университете преподавал. Последние четыре года я вообще ничего про COGS не слышал. Пока не начал выяснять про REALL. Оказывается, ту хитрую лабораторию распустили.
– По-настоящему или вывеску сменили?
– Вот! Это-то и интересно! Все бывшие спецы из этого лаба работают теперь в нескольких маленьких компаниях очень прикладного характера. Индустрия развлечений, бытовая техника. Либо товары для детей, как в случае с REALL. Короче говоря, получается такая незаметная контора с чересчур умными сотрудниками, которая официально вы пускает то, что могут и роботы штамповать. У конторы есть отделения в шести странах, причем когда я увидел, как они расположены на карте…
– Теперь только в пяти странах, – перебил я. – Французское отделение сегодня сгорело. Примерно в то же время в Европе отрубилось большое количество айболитов и прочих начиненных электроникой игрушек. Плюс телевизоры, микроволновки, прочая бытовуха.
– Послушай, Вик, ты что. проверяешь меня?! – зарычал Чарли. – В конто веки позвонил и сразу попросил диоксида. Ладно, допустим. Потом выясняется, что ты больше моего знаешь про контору, из-за которой я работу в Университете потерял. И которая, видимо, проводит какие-то эксперименты… Черт! Психосреды! Как я раньше не подумал! Наверняка именно с диоксидом они и проводят эксперименты! Причем давно проводят. Скринсейвер, после которого Вербицки якобы открыл «цифровую кислоту», наверняка сделали в этой конторе. Первые наброски. Но если с тех пор прошло десять… да нет, больше! Ты говоришь, игрушки вырубились, после того как их офис сожгли? Ну да, понятно, почему им не понравилась моя лекция про диоксид. Слушай, скажи честно, зачем ты мне позвонил?