Например, горожане, по существу, пасынки средневековья. В строгой иерархической структуре этого общества они как бы не были предусмотрены. Но вот они появились, и город становится источником свежего ветра, свежего дыхания. Там появляется светская школа и начинает конкурировать с церковной. Там появляются университет, ранняя мануфактура и, конечно, – интенсивная торговля. А результат – вдруг деньги выступают мощнейшими соперниками былых ценностей, где основной ценностью были земля как таковая и плоды, получаемые с этой земли. И это – вызовы, посылаемые будущим. Пока они еше очень плохо осмыслены, но все чаще и чаще проявляются в конкретных событиях и делах.
Окончание крестовых походов – один из знаков крушения системы ценностей средневековья. Печальный конец крестоносного движения был одним из ярких моментов, высвечивавших ту самую осень. Великая религиозная цель вернуть святыни на Востоке, водрузить там знамя католической церкви и создать свои, по образу и подобию западноевропейские государства, рухнула. И крушение это идеологическое, духовное, с одной стороны, а с другой – вполне жизненное, реальное. Рыцарство, которое на долгие времена (с конца XI века до 70-х годов XIII) систематически было занято участием в крестовых походах, этим интернациональным или космополитическим делом вне границ каких-либо государств, существующее, в частности, и на религиозной идее, и на кодексе рыцарской чести, начинает терять свои цели и ориентиры.
Прекращение крестовых походов разрушало, в частности, очень важный, классический для средневековья образ рыцаря, когда он сражался, погибал и побеждал неверных, отправляясь в дальние края со святой целью. И более того – обнаружилась трагическая незанятость рыцарей в Западной Европе, ибо рыцари ко времени зенита средневековья, конечно, ничем кроме войны заниматься в своем абсолютном большинстве не хотели, не умели и не могли. Крестовые походы на длительное время дали возможность оттянуть, что ли, рыцарскую воинственность, активность туда, далеко на Восток, якобы с благородными целями. И вот все эти житейские, жизненные проблемы (скажем в скобках, которые начались в Западной Европе с введения принципа майората в X веке, когда средние и младшие сыновья не получали земельного надела, отсюда и возникла их незанятость, крестовые походы эту проблему решили) вернулись вновь. Майорат действует по-прежнему, а постоянных армий еще нет. Практика наемничества все еще считается не очень достойной рыцарей – воевать и умирать за деньги не очень-то прилично, но все больше и чаще приходится. Но практика эта не так широка. Не все нуждающиеся в том, чтобы применить свой меч, MOiyr найти себе место среди наемников. И возникает тяжелейшая проблема – моральная, физическая, материальная, экономическая.
Но это не все. Уничтожение тамплиеров, ордена храма, поругание святыни, родившейся там, в святых землях, тоже колоссальный конфликт светской власти с церковью, завершающийся абсолютной и чудовищно жестокой победой Филиппа IVКрасивого, ибо казни тамплиеров были жестокими, демонстративными, беспощадными. Все это очень симптоматично для общества, находящегося на переломе.
Ричард I
И наконец, последнее – так называемая Столетняя война. Почему она привлекает мое внимание? Мне кажется, именно на ее событиях очень ярко высвечивается осень средневековья. Формальные даты войны – 1337- 1453 годы. В эти-то границы примерно и укладывается явление «осени средневековья». Почему я говорю «так называемая»? Не было никакой единой войны, длившейся 116 лет, это и невозможно себе вообразить. Такое образное название война получила в результате традиции XIX века. Современники этой войны вовсе не считали, что они живут при какой-то столетней войне. Это была серия бесконечных конфликтов, начавшихся как конфликты между королевскими домами – Капетингами и Плантагенетами, а завершившихся как безусловный конфликт между двумя государствами – Англией и Францией. И вот эта серия конфликтов, в ходе которых происходит развитие, изменение общества, изменение самого характера конфликта, обнажает намеченные мной моменты «осени средневековья» с поразительной яркостью.
Что же случилось, что Англия и Франция так долго и жестоко воевали? А ничего не случилось. Конфликт-то начался как раз как домашний, совершенно семейная трагедия, разыгравшаяся в чисто средневековых категориях. Его преамбула – это нормандское завоевание Англии, события 1066 года. Когда авантюра, типичная средневековая феодальная авантюра нормандского герцога северофранцузского Вильгельма, потрясаюше удачно завершилась. Он высадился на юге Англии со сравнительно небольшим отрядом и в силу того, что ему противостояло слабое войско, победил англосаксонского короля и воцарился на английском престоле. И вот, пожалуйста, – соединение севера Франции, Нормандии и Англии под одной короной. Дальше – еще более семейное продолжение. В 1152 году французский король Людовик VII разводится со своей женой Элеонорой Аквитанской. Семейное дело, но она туг же выходит замуж за французского графа Анжуйского, который в силу кучи случайностей, семейных и чисто средневековых, через два года, в 1154 году получает в наследство английскую корону. Коронуется в Лондоне, и вот она – уже королева Англии. И все это приводит к тому, что большая часть принадлежащих по феодальному праву Аквитанскому дому земель на юго-западе Франции переходит под английскую власть. Какое экзотическое переплетение! На острове, в Англии, в Лондоне правит новая династия, которую основал бывший французский граф – Анжуйский, со временем династию эпгу стали называть династия Плантагенетов. А им принадлежит на континенте громадная часть французского юго-запада и север Франции – Нормандия. В силу вот этих семейных отношений, в силу того, что при феодализме правят такие нормативы и наследственное право домов на землю, Аквитания рассматривается как семейное владение Аквитанского дома, и уж куда вышла наследница замуж, туда и перейдет это владение.
Такой чисто средневековый принцип перекраивания земель как своего личного домашнего участка приходит к XIV веку в очевидное противоречие с государством как системой управления, как системой объединения, как системой, отъединенной от чисто домашних семейных принципов, и как совокупностью учреждений и организаций. То, что в XII веке воспринималось как естественное – семейные дома и династические отношения, – начинает мешать современной жизни. Здесь и кроются первичные истоки того конфликта, который потом так регулярно возрождается в Западной Европе, что с расстояния столетий историография XIX века объединяет его воедино и называет Столетней войной.
В 1328 голу во Французском королевстве случилось то, что сегодня назвали бы политическим кризисом. Очередной из сыновей Филиппа IV Красивого, Карл IV, умер, не оставив наследника. Случилось то, что казалось невозможным, – дом Капетингов так давно, с 987 года, находится на престоле, и вдруг – нет наследника. Есть только девочка, дочь одного из сыновей Филиппа IV, Жанна, и права ее очень сомнительны, их опровергают, не верится, что она законная дочь: ее мать, по существующему мнению, изменяла своему мужу – королю.
Всем известна эта знаменитая история, описанная Морисом Дрюоном… Для средневековья отсутствие очевидного наследника – колоссальный политический кризис, да что для средневековья! Мы и сейчас прекрасно ощущаем, нужна твердая уверенность, что ушедшего правителя сменяет другой, чьи права легитимны. В наше время легитимность должна быть обеспечена выборами. А здесь, в средневековье, – династическими правами. И в этот момент предъявляет такие права на французский престол молодой английский король Эдуард III, поскольку он по линии матери, французской принцессы Изабеллы, связан напрямую с королевским домом. Действительно, средневековые права за ним, но собрание французских пэров отказывается их признать. Они заставили французских юристов рыться в древних документах и докопались до Салической правды, до VI века, где есть статья De alodis (об аллодах), в которой записано, что во Французском королевстве ал лот, в некотором роде это земельное владение, не передается по женской линии. А Франция – тоже аллод, и значит – никаких прав на корону. Такая вот причудливая картина, экзотичный т акой букет классических средневековых нормативов. Эдуард III какое-то время потерпит, а потом припомнит все это и, объявив законность своих прав, пойдет войной именно на дом Капетингов.