Владельцы фонотек редко соблюдали идеальные условия. Поэтому впоследствии им пришлось расплачиваться за свою небрежность. Так, по сообщению НАСА, пришло в негодность уже около 1,2 миллиона магнитных лент, хранившихся в архиве этого ведомства. Итогом целого ряда космических экспедиций стало… молчание пленки. А сколько бесценных записей погибло в архивах Гостелерадио?
Со временем носители информации изменились, но опасность утратить ее лишь увеличилась, ибо бумага постепенно вытесняется отовсюду. Бумагу, служившую нам веками, мы променяли на дискеты и диски, готовые подвести нас уже сегодня. Три четверти всех служебных документов в США хранятся в компьютерных базах данных. Их сохранность – это вопрос жизни или смерти для страховых компаний, банков, коммерческих фирм. «Большинство фирм плохо готовы к грозящим им испытаниям, – отмечают американские архивариусы. – Нам нужно разрабатывать не только планы борьбы с катастрофами, но и схемы спасения компьютерных данных. От их утраты общество пострадает не меньше, чем от пронесшегося урагана».
Мы вновь и вновь видим знамения грядущего беспамятства. Так, власти одного из американских университетов – Penn State University – убедились, что базы данных, содержавшие сведения примерно о трех тысячах студентов, учившихся здесь, безвозвратно утрачены. Значит, многие выпускники университетов не сумеют подтвердить свою квалификацию. Сведения о них стерлись в памяти компьютера. Он «переписал» историю заново, вычеркнув из нее несколько тысяч человек.
Появление цифровых видеокамер усугубляет проблему. Так, записи семейных праздников, отснятые в 2000 году и записанные на жесткий диск, уже лет через шесть исчезнут, если их вовремя не скопировать. Разве сравнишь эти отменные по качеству, но быстро ветшающие «документы» с пожелтелыми фотографиями столетней давности, быть может, еще хранящимися в вашем семейном альбоме?
Итак, «информационный бум», охвативший наше общество, обернется утратой почти всей накопленной информации? «Когда историки будут изучать нашу эпоху, их поразит скудость сведений, дошедших до них», – говорит Данни Хиллис, бывший вице-президент концерна «Дисней», предостерегая от «цифровой пропасти, в которую все мы катимся». Неужели близятся новые «темные века» нашей культуры? Миниатюрные магнитные носители, коварно самоуничтожаясь, истребят ее богатства тщательнее, чем неразборчивые вандалы, (Автор выводит эти строки, преисполнившись суеверного страха, ибо немедленно вспоминает своих знакомых, лишившихся части домашних архивов из-за поломки жесткого диска ПК.)
На Западе появился целый ряд фирм, занятых спасением накопленной нами информации. Методы предлагаются самые разные. Так, одна из американских фирм хранит файлы своих клиентов на территории бывшей базы ВВС США, в бункере, под защитой стали, свинца и бетона. Другая фирма выпустила «супердиск», покрытый тонким алмазным слоем, который якобы позволяет хранить файлы тысячу лет! Одну тысячу, другую… Кто, в самом деле, проверит? А диски эти, как и аппаратура, считывающая их. дорогого стоят. Пожалуй, надежнее всего довериться привычной бумаге, аккуратно распечатывая все накопленные файлы и храня распечатки на случай, если машина подведет, а так оно и случится наверняка!
Мы стали намного изощреннее. Наши миниатюрные носители информации заменяют целые библиотеки. Клинописные таблички наших далеких предков умещали лишь несколько фраз. Однако что пользы потомкам от этих компьютерных библиотек, если по прошествии всего нескольких лет те рассеются, как морок, в то время как законы Хамму pan и, грубо высеченные на черном базальтовом столбе, мы можем прочитать и сегодня, если научимся понимать клинопись. Они осязаемо, материально присутствуют в нашей жизни. Прошлое поистине сохранило их вопреки всем социальным катаклизмам и стихийным бедствиям и донесло до нас, передало их будущему. Пергамент и папирус, камень и шелк, береста и бумага, мрамор и холст сберегли для нас человеческую культуру, но, отказавшись от этих грубых, «реальных» материалов и доверившись незримым и эфемерным файлам, сохраним ли ее мы?
Попробуем взглянуть на наше время из далекого будущего. Как оценит наш прогресс историк XXXI века, если. отказавшись от рутинной диссертации по Древнему Риму или берестяным грамотам Новгорода, безуспешно посвятит всю свою жизнь величайшей научной загадке – тайне многочисленных дисков, обнаруживаемых в археологических слоях, относящихся к концу XX – началу XXI веков? Сколько бы он ни держал в руке эти странные предметы, сколько бы он ни делал рентгенограмм и ни проводил ультразвуковых исследований, он все равно не заставит их заговорить. Береста средневековых купцов донесет до потомков больше информации, нежели все компьютерные базы данных Гарварда или МГУ. Пожалуй, разочарованный историк, презрев свое ремесло, в конце концов безжалостно выбросит собранную им библиотеку, относящуюся к одному из самых «темных» столетий человеческой истории, определив пунктом назначения всех этих дисков и дискет ближайшую свалку.
На исходе XX века люди начинают понимать, что собрать коллекцию «носителей информации» вовсе не означает «обогатить свою память всей мудростью, накопленной человечеством». Наши электронные и тому подобные архивы, увы, не обеспечивают преемственности знания и традиции. Они лишь намечают разрыв между письменной, то есть осязаемой, зримой культурой и виртуальной культурой, доверенной электронному посреднику, который в любой момент может уничтожить то, что хранит.
Григорий Зеленко
«Мастер верхней одежды, никогда не знавший марксизма»
С Александром Михайловичем Бирманом, выдающимся экономистом, педагогом и просветителем, меня связывал долголетний – лет на пятнадцать – сюжет? Роман? Интрига? Не знаю, как назвать это. Из года в год я задавал Александру Михайловичу вопрос: не пора ли, наконец, рассказать вслух о том, как финансировалась Великая Отечественная война, – откуда брались деньги, как они расходовались, какие меры принимались для противодействия инфляции, как удалось воспрепятствовать развалу финансовой системы страны, которая в годы войны испытывала невероятное перенапряжение? А.М. в ту пору возглавлял финансовый отдел Госплана и был одним из первых помощников знаменитого Николая Вознесенского, руководителя Госплана, сыгравшего тогда исключительную роль в сохранении и росте экономического потенциала Советского Союза, прежде всего оборонного. А Бирман сыграл свою роль в сохранении финансовой системы. (Забавный эпизод из жизни А.М.: осенью 1941 года он записался добровольцем в народное ополчение, был отправлен в действующую армию, но снят с эшелона сотрудниками НКВД и в «черном вороне» доставлен в Москву. А.М. несказанно был удивлен сценой «захвата», а затем и приемом у Вознесенского, которым был жестко обруган «за попытку бегства на фронт», а потом назначен начальником отдела. В ту пору А.М. был тридцать один год.)
Но вернемся к началу. На мои вопросы А.М. отвечал, что время еще не пришло, что грифы секретности еще не сняты и, отшучиваясь, рассказывал смешные истории из той поры.
А.М. умер, так ничего не рассказав, в 1984 году, буквально накануне того времени, когда тайны прошлого – тайны «непредсказуемого прошлого» России – стали постепенно раскрываться.
И теперь у нас нет подлинной финансовой истории войны, как нет и других историй: правдивого описания боевых действий, создания оборонно-промышленной базы на Востоке и т.д.
Мы не знаем, по существу, истории одного из самых грандиозных событий для России XX века. Прискорбно.
А.М. Бирман не оставил мемуаров, записок для себя, пусть даже и не рассчитанных на скорую публикацию. Причиной тому была, как мне кажется, не только некоторая закрытость А.М., навеянная опытом жизни в сталинском обществе, и не только его обычная перегруженность делами сверх меры. А. М. реализовал свою тягу к перу, к бумаге во множестве публицистических статей, которые печатались в самых популярных журналах того времени – «Новом мире», «Звезде», «Дружбе народов». Насколько я понимаю, в этом занятии А.М. видел одну из важнейших задач своей жизни.