О том же говорят наши данные о различии в доходах одно-двух-трехдетных семей. В семьях, где родился первенец, средний доход 1154 рубля; в семьях, где новорожденный – второй ребенок, – 925; где новорожденный третий – 604 рубля. Чем больше детей, тем скромнее и жилье как по площади, так и по числу жильцов на одну комнату. Конечно, дети не приносят с собой дохода и, как правило, не улучшают жилищных условий; но, похоже, не дети приводят семью к бедности, а бедность рождает детей.
О том же свидетельствует и международный опыт: экономически развитые страны имеют малодетные семьи, экономически отсталые общества, например африканские, – многодетные семьи. Доля детей в возрасте до 16 лет включительно составляет в населении первых 1/5, а во вторых – половину.
Отрицательная связь между числом детей в семье и доходом была обнаружена еще в конце XIX века. Во второй половине XX века эта закономерность перестала отчетливо проявляться в наиболее развитых странах, где сложился многочисленный средний класс.
Почему же версия: низкий уровень жизни – низкая рождаемость, так распространена сегодня в России? Радикальное переустройство общества пока привело к обеднению большинства. Снижение рождаемости, начавшееся задолго до этих преобразований, продолжалось (о чем никто, кроме специалистов, не знал; с 1913 года демографические показатели фактически не публиковались вплоть до 1988 года). При этом резко возросла смертность мужчин в трудоспособном возрасте, что вместе и вылилось в феномен депопуляции. Совпадение этих процессов в историческом времени легко превращается в массовом сознании в цепь «причина – следствие». Левым политикам такая ситуация оказалась очень выгодной – они могли обвинить реформаторов в геноциде народа.
Профессионалы общественных наук и экономисты-практики тоже оказались без иммунитета против этого поветрия.
Думаю, реалии конца XX века продемонстрировали, что объяснение всех социальных процессов экономическими факторами несостоятельно.
А как связан с рождаемостью момент перепада доходов, переход с одного уровня на другой? Социологическое понятие «депривации» обозначает резкое увеличение дистанции между притязаниями человека и его реальными возможностями. Дистанция может увеличиться с ростом притязаний, потребностей, ожиданий при неизменных доходах – и с падением реальных доходов при неизменности притязаний. Депривация первого рода (стресс, по Г. Селье) обычно стимулирует к действиям необходимым, чтобы удовлетворить новые притязания человека. Депривация второго рода, шоковая (дистресс, по Г. Селье) переключает активность на удовлетворение менее «возвышенных» потребностей, например, сексуальных.
Эта гипотеза требует тщательного анализа; мы можем лишь ее проиллюстрировать. Период «перестройки» 1985-1991 годов можно считать периодом относительной стабильности доходов у всех слоев населения. Вместе с тем это время пробуждения надежд, ожиданий лучшей жизни. Как изменилась рождаемость в Петербурге в этот период? Она снизилась с 14,5 до 9,3 (на тысячу населения).
Следующий период, 1992-1994 годы – резкое ухудшение экономической ситуации, ожидания перемен к лучшему в стране и в личной жизни тоже подросли. Рождаемость продолжает снижаться, но меньшими темпами: с 7,6 до 7,1 промилле.
Годы 1996 – половина 1998 – относительно благополучный период. (В 1998 году сократились площади огородов, на которых горожане выращивали картофель, – свидетельство того, что экономическое положение бедных в 1997 году улучшилось.) Показатель рождаемости удерживается на предельно низком уровне 6,6 промилле.
Как нам кажется, стремительное понижение рождаемости в конце 80- х и первой половине 90-х годов вызвано депривацией как первого рода, повышающей притязания, так и депривацией второго рода – шоком резкого сокращения доступности благ. Причем эффект надежд периода политической «перестройки» 1988 – 1991 годов был сильней и продолжительней, чем эффект шоковой депривации в результате экономических преобразований 1992 – 1998 годов.
При уменьшении коэффициента рождаемости лишь на три десятых промилле смертность после августа 1998 подскочила на 12 процентов. Если в первой половине 90-х годов рост смертности в основном был задан ростом несчастных случаев, то есть ужесточением силовой борьбы, то теперь – за счет перенапряжений и психических стрессов, заканчивающихся инфарктами и инсультами, а также возрождением болезней, господствовавших в прошлом, – туберкулеза и других инфекционных заболеваний. Произошла историческая деградация структуры заболеваемости и смертности, которую труднее преодолеть, нежели сократить число несчастных случаев. Социальной проблемой остается сверхсмертность мужчин во всех возрастах, начиная с рождения и до 50-летнего возраста. В наиболее активном возрасте смертность мужчин превышает женскую троекратно.
Судя по всему, показатели смертности весьма чувствительны и к уровню жизни, и к ее переменам. Учитывая прогнозы экономистов, которые не обещают взлета российской экономики, по крайней мере ближайшие 15 лет, можно уверенно прогнозировать, что коэффициент смертности на 1000 населения не опустится ниже 12 несколько ближайших десятилетий. Он будет удерживаться выше этой планки сначала под влиянием экономических факторов, а за пределами 2015 года – еще и постарением населения.
Однако не это определяет депопуляцию. Еще пару лет назад казалось, что самое тревожное в российском популяционном кризисе – именно рост смертности. В последнее время все яснее становится, что причины низкой рождаемости более фундаментальны. И, как мы пытались показать, причины эти не столь просты.
Освободившись от расхожих стереотипов мысли, будем разбираться дальше.
От редакции: В следующей статье известный социолог расскажет, почему, как он считает, XXI век будет эпохой депопуляции и в России, и в Европе.
Во всем мире
Небывалый рост информации, часто называемый метеорным по скорости и лавинообразности ее создания, характеризуется такими цифрами: за последние пятьдесят лет ее произведено на планете больше, чем за предьщущие пять тысяч лег, и ее количество удваивается каждый год. Такова действительность, и сверхзадача обработать эти «Гималаи» данных во весь рост встает перед творцами компьютеров и программ. К тому же растет многообразие представления информации: фиксируются не только текст, массивы цифр, изображения вплоть до космических снимков, всякого рода графика, включая рукописную, но и звук в большом диапазоне, многочисленные свойства предметов и объектов, включая запахи и так далее, ведь реальный мир многолик и многообразен. Одним словом, нужны мультимедийные системы, обслуживающие легионы пользователей с разными точками зрения на используемую информацию, с индивидуальными вкусами.
Каким компьютерам, каким ЭВМ под силу справиться с этим обилием цифр? Ведь стимул к мультимедийности – общность представления всего и вся в цифровой форме. Дело за «небольшим» – за обработкой.
Американские разработчики компьютеров и вычислительных программ полагают, что такую задачу могут выполнить только компьютеры или ЭВМ с распараллеливанием процессов вычислений. Примерами таких машин в прошлом служили, например, «Крэй» и «Эльбрус». В них одновременно осуществляется работа сразу нескольких вычислительных, поисковых или иных рабочих программ. В условиях лавины информации только им по плечу успевать за будущим.
Одна из самых острых проблем, связанных с городским транспортом, – загрязнение воздуха выхлопными газами. Немецкие ученые из фрайбургского Института физической измерительной техники разработали диодный лазер-спектрометр, с помощью которого можно измерять количество содержащейся в выхлопных газах машин окиси углерода прямо с обочины дороги.