Сергей Смирнов
Эпоха Кентавров
Скифы идут! Эта страшная весть в 621 году до новой эры всколыхнула Ближний Восток. Вот идет с севера народ незнаемый, жестокосердый, не ведающий жалости ни к святым храмам, ни к хижинам бедняков. Им неведом священный труд пахаря и вкус хлеба; они ненавидят города, как подобия муравейников. За какие грехи упал на нас с неба сей бич божий?
Таково впечатление земледельцев Двуречья о конных варварах, которые хозяйничали на Ближнем Востоке в течение одного поколения – с 623 по 595 год до новой эры. Память об этом нашествии сохранилась в откровениях пророков Ветхого Завета и в греческих мифах. Там конные варвары севера приняли облик кентавров, незнакомых со вкусом вина, но готовых сразу напиться до безумия.
Очень живое наблюдение! Через двадцать пять веков его повторят европейские колонисты в Америке, наблюдая действие алкоголя на отважных индейцев. Впрочем, англосаксы, французы и испанцы быстро научились использовать природные слабости варваров. Пьяные индейцы щедро отдавали за «огненную воду» меха и золотой песок и легко подписывали любые бумаги, позволяя бледнолицым чужакам пользоваться своей землей. Расцвет индейской конницы в прериях Америки продлился менее ста лет: от появления первых стад диких мустангов до прихода «железных коней» – паровозов, которые вытеснили мустангов и бизонов…
Триумф скифов в Закавказье продлился еще меньше, ибо здесь первые кочевники из Великой Степи не нашли простора для пастбищ – зато встретили многочисленных хитроумных и злобных горожан. Показательно, что последние вожди скифов были перебиты мидийским царем Киаксаром на пиру в 595 году. Сходная участь постигла через 25 веков Сидящего Быка, Волшебного Коня, Алое Облако и других гордых вождей чейенов и дакотов, апачей и команчей в бревенчатых кабаках Дикого Запада Северной Америки. История любит и умеет повторяться – но люди замечают это, лишь повторно угодив в знакомый капкан!
Однако стоит разобраться в тех грехах давних обитателей Ближнего Востока, за которые боги наслали на них с севера народ незнаемый. Зададим простой вопрос: чье опустевшее место заняли скифы в древнейшей земледельческой ойкумене Земли? Ответ ясен: прежде ту же роль универсального хищника здесь играли ассирийцы. Но еще при жизни последнего великого царя Ассирии – грамотея Ашшурбанапала – рубежи его державы начали неумолимо сжиматься.
Сначала отделился недавно покоренный Египет, за ним – «варварская» Мидия в Южном Прикаспии. Потом тяга к независимости охватила славный Вавилон, не так давно разрушенный Синаххерибом, но восстановленный его сыном Асархаддоном. С огромным трудом Ашшурбанапал подавил там мятеж своего брата Шамаш-шум-укина. Тем временем от Ассирии отделилось закавказское царство Урарту. Проход из Великой Степи вдоль западного берега Каспия открылся для алчных и боевитых варваров. Стоит ли удивляться нежданным успехам скифов? Скорее, можно удивиться тому факту, что ассирийцы за три века своего господства на Ближнем Востоке не нашли способов примирения властных воителей с предприимчивыми купцами и ремесленниками!
Суть заблуждения ассирийских царей проста: они не Moiyr понять разницу между данью и пошлиной. То и другое переходит из рук путешественника в руки царского слуги. Данник уходит, радуясь, что остался гол, но цел и невредим; через год он вновь придет с данью к своему владыке. Почему же купец ведет себя иначе? Как он смеет надеяться, что царский слуга отберет лишь часть его прибыли – а не всю ее? Ведь прибыль подданного принадлежит владыке – царю или жрецу. Он волен подарить часть прибыли добытчику – по своей милости или за особые заслуги. Но тот же царь или жрец волен отобрать ВЕСЬ прибавочный продукт, чтобы распределить его между ВСЕМИ подданными – в меру их заслуг и потребностей. Таковы аксиомы древнейшего «восточного» способа производства, распределения и потребления любых материальных благ и духовных ценностей. Изменение хоть одной аксиомы означает революцию в обществе. Даже когда это пытается сделать представитель правящего сословия – его коллеги быстро укрощают неразумный порыв. Так было во все века долгой истории Ассирийской державы; этому постоянству она обязана своим долголетием.
Но теперь это мировоззрение ведет империю к упадку! Ибо хитроумные купцы норовят везти товары по путям пусть более длинным – зато неподвластным царю Ассирии. Купцу легче договориться с диковатыми мидянами, с хитроумными халдеями – даже с дикими скифами! Все эти воители и правители свободны от присущего ассирийцам иррационального чувства ответственности за все, что происходит во Вселенной; они сами хотят жить комфортно и готовы не мешать жить другим – если эти другие приносят хоть небольшую пользу.
Так экономический застой самоуверенной Ассирии (на фоне скромного прогресса ее диковатых и небогатых соседей) ведет первую империю Ближнего Востока к истощению и гибели. Всего через двадцать лет после смерти грозного Ашшурбанапала все ассирийские столицы – Ашшур и Калах, Дур-Шаррукин и Ниневия – будут ограблены и разрушены в процессе дележа имперского наследия. Дикие скифы подали первый пример в этом деле; охотников последовать ему более чем достаточно. Не ясно лишь одно: какой срок понадобится самым здравомыслящим из воинственных наследников Ассирии, чтобы установить новое равновесие между властью царей и собственностью их подданных – равновесие, включающее самодеятельность алчных купцов и банкиров. В VI веке до новой эры переход к такому равновесию в рамках Персидской империи занял 40 лет (после изгнания скифов мидянами). Хватит ли такого срока для установления равновесия между властью и собственностью в более сложном социуме XXI века – на руинах коммунистического режима в России? Этот вопрос открыт для размышления и обсуждения нескольких поколений теоретиков и практиков…
Перенесемся теперь из Ближневосточной ойкумены в Дальневосточную – на берега Желтой реки. Здесь срок цивилизации насчитывает не тридцать веков, а только пятнадцать – с тех пор как в среднем течении Хуанхэ появились первые ирригаторы, выросли первые города и сложилось княжество Ся. Пять веков назад колесничие варвары чжоу (ровесники хеттов и арамеев, ариев и ахейцев) создали царство, охватившее всю долину Хуанхэ. Сейчас наследники династии Чжоу по-прежнему носят царский титул «ван» и окружены всеобщим почетом. Но реальная власть перешла к новым князьям разных родов и племен. Среди князей идет борьба за звание гегемона – «ба»; недавно она приняла форму экономического, а не военного соревнования.
Полвека назад князь Хуань-гун доверил пост министра финансов своему недавнему противнику и пленнику – хитроумному храмотею Гуань Чжуну. Тот, не ограничиваясь сбором налогов с крестьянских общин, начал строить государственный сектор в экономике. Установив монополию князя на добычу соли и железной руды, Гуань Чжун сделал княжество Ци (в низовьях Хуанхэ) бесспорным гегемоном Поднебесной (Тянь Ся). У наследников Хуань-гуна довольно здравого смысла, чтобы не растратить богатство державы и народа на военные авантюры. Править собратьями – князьями от имени бессильного Чжоу-вана гораздо удобнее, чем самому обратить лицо к югу и принять титул «ван» – а вместе с ним ответственность за все происходящее в Поднебесной…
Все же гегемону нужна военная слава. Ее можно достичь одним трудным путем – наладив оборону северных и западных рубежей Тянь Ся от новых варваров: ди и жунов. Но для борьбы с кочевыми степняками мало пограничных крепостей; нужно создать свою конницу – как ни противен большинству китайцев степной образ жизни и хозяйства. Но всегда можно найти неустроенных удальцов, жаждущих славы и независимости вдали от начальства.
«На границе, за тысячу ли от столицы, встал на стражу я с длинным копьем; грозен посвист мой!» – как близок этот китайский стих к грядущим былинам об Илье Муромце или к чеканным строкам Фирдоуси: «Мой трон – седло; весь мир – моя держава!»
Навершие копья из бронзы, V век до новой эры
Деталь золотой амфоры из знаменитого скифского царского кургана Чертомлык