Гайдар взял на себя груз ответственности за это.
Когда я все это объясняю, у меня часто бывает такое впечатление, что мне не доверяют. Думают, наверное, что Ясин – поклонник Гайдара, работал с ним и оправдывает его. Но поверьте, это действительно так: не было выхода. К сожалению, кризис, который мы переживаем до сих пор и для смягчения которого предпринимались реформы, не оставлял нам никакой другой возможности.
Реформы предпринимаются для того, чтобы предотвратить катастрофу. И если она все-таки происходит, значит, мы делаем реформы слишком поздно.
О- Бычкова: – А что было с финансовой стабилизацией ? Насколько я понимаю, это были разные истории. Е. Ясин: – Да, и это одна из самых сложных страниц российских реформ.
Необходимость финансовой стабилизации вытекает из самого факта либерализации цен. Раз в плановой экономике все цены государственные, они сразу после их освобождения начинают расти. Что бы вы ни хотели делать, они растут. Вопрос состоит в том, чтобы подготовиться к этому и не допустить большого роста цен, а если он все-таки происходит, то добиться затем того, чтобы цены стабилизировались.
Главный инструмент финансовой стабилизации в условиях рыночной экономики – бюджетная и рыночная политика. То есть вы должны ограничить количество денег в обрашении, ограничить рост денежной массы, с одной стороны. С другой, для того, чтобы не возникала новая потребность печатать деньги, вы должны иметь сбалансированный бюджет. Желательно ликвидировать бюджетные дефициты, желательно иметь и префицит.
О. Бычкова: – То есть, чтобы доходов было больше, чем расходов, а лишних расходов по возможности не было вовсе?
Е. Ясин: – А если растут расходы бюджета, то чтобы доходы росли быстрее и не отставали бы. И это, в конце концов, должно привести к тому, что цены стабилизируются. В этом, собственно, смысл финансовой стабилизации: добиться низкого уровня инфляции, еще лучше – нулевого уровня инфляции и тем самым создать условия для будущего экономического роста. Потому что при высокой инфляции экономический рост не идет: люди не вкладывают деньги в производство, это невыгодно.
Вернее, так бывает, и многие страны, например Турция, демонстрируют неплохие темпы экономического роста при очень высоком уровне инфляции, до 80 процентов в год. Но это обычно либо нездоровый рост, либо затем он сменяется всякого рода трудностями. Поэтому в теории предполагается, что устойчивый экономический рост достижим в условиях финансовой стабильности, когда курс национальной валюты стабилен, когда низкий рост цен и т.д. При переходе от плановой экономики только очень жесткая финансовая политика может справиться с инфляцией.
Укажу одно из отличий программы «500 дней» от того, что потом происходило на самом деле, – мы предполагали некие предварительные меры для сбалансирования бюджета, например, резкое сокращение расходов бюджета, в том числе на государственные инвестиции, чтобы ликвидировать то, что называется «инфляционным навесом», ограничить количество денег в обращении. Это все страшно трудные веши в социальном плане. Но на них надо идти.
А когда мы подошли к реформам осенью 1991 года, практически осуществить какие-то меры для сокращения бюджетного дефицита и сбалансирования бюджета до либерализации цен уже было невозможно, время было упущено. И мы, правительство, вынуждены были пойти на либерализацию цен, не предприняв никаких мер, чтобы ограничить последующий рост цен. Поэтому, а также по ряду других причин, менее значительных, цены в 1992 году выросли больше чем в 26 раз. Мы помним этот страшный в этом смысле год. И плюс к этому – не хватало наличных денег на выплату зарплаты. В общем, каждый чувствовал, что пока он получит деньги из зарплаты, его доходы подешевеют в несколько раз. И это произошло потому, что не удалось быстро добиться финансовой стабилизации.
История примерно такова: в течение первых трех месяцев неимоверными усилиями правительству Гайдара удалось сбалансировать бюджет. Резко сократили военные расходы, практически свели к нулю расходы государственного капитального вложения и так далее. А результат был очень интересный: давление против оказалось колоссальным. С мая пришлось идти на уступки. И кроме того, начался рост неплатежей. Тогда, в марте – апреле 92 года мы получили проблему неплатежей в том виде, в каком она существует до сих пор. Сбой произошел с марта.
После этого начался небольшой финансовый разгул, потому что решили пойти на уступки, чтобы снизить сопротивление реформам со стороны парламента, промышленников. По требованию директоров выделили 500 миллионов рублей на пополнение оборотных средств предприятий, затем еше ряд подобных мер. В ав1усте председателем Центрального банка стал господин Герашенко, был произведен всеобщий зачет долгов, и джин инфляции вырвался на свободу. Казалось бы, мы уступили для того, чтобы спасти что-то более важное, но, на самом деле, ничего спасти не удалось, потому что при высокой инфляции правительство «слегает». И правительство Гайдара в конце года тоже «слетело», может быть, и потому, что оно не смогло удержаться в борьбе с инфляцией.
О. Бычкова: – А что оставалось делать? Уже шахтеры стучали касками…
Е. Ясин: – Нет, шахтеры стучали позже. Но когда денежная масса и цены стали расти огромными темпами, то недовольны оказались все. Это понятно. И ясно было, что если бы проявили больше жесткости, то, несомненно, все другие процессы могли бы пройти быстрее, иначе и менее болезненно. Но надо смотреть на веши трезво…
Я тогда был директором экспертного института. Мы написали первый свой доклад, посвященный анализу реформы (это было буквально в марте-апреле 1992 года), и предсказали, что быстро с финансовой стабилизацией справиться не удастся. Не удастся по объективным причинам – в силу колоссальных диспропорций в российской экономике: огромное количество заводов производит либо военную, либо неконкурентоспособную гражданскую продукцию, а рынок уже открыт. И проблемы, с которыми сталкиваются эти предприятия, неожиданно брошенные в морс рыночной экономики, свободных цен, – проблемы слишком трудные именно из-за этих колоссальных диспропорций. Будет волна сопротивления жесткой денежной политике, и придется идти на уступки. Уже тогда было ясно, что в России финансовая стабилизация будет идти трудно.
Гайдар ушел, пришел Черномырдин, министром финансов при нем с самого начала стал Борис Федоров. Он вынужден был объявить, что больше «шоковой терапии» не будет. (Так у нас называли – что в 92 году была «шоковая терапия». Шутки были: «Какая терапия? Один шок, без всякого терапевтического эффекта!»)
О. Бычкова: – Но лечиться бывает больнее, чем болеть.
Е. Ясин: – Да. Ну вот, Федоров вынужден был сказать, что мы будем проводить ограничительную финансовую политику и «шоковой терапии» уже не будет. Кое-что ему удалось сделать, но, тем не менее, в 1993 году цены выросли в девять раз. Можно сказать, что снизить инфляцию не удалось.
С самого начала либерализации цен шел спор: повышать их сразу или поэтапно. Повышали поэтапно. Цены на нефть, например, со 2 января 1992 года были повышены в пять раз. И это задало нижнюю планку в повышении всех цен: ведь нефть – такой товар, от которого распространяются волны на все цены. Если вы поделите 26 на 5, то получите примерно те девять раз или 900 процентов инфляции, которые мы имели в 1993 году.
Короче говоря, добиться больших успехов в финансовой стабилизации и в 1993 году также не удалось. То есть продолжали печатать деньги. Вначале года пытались немножко сжать денежную массу. Затем – посевная, аграрии требовали денег на посевную, банк с удовольствием давал кредиты. Затем был северный завоз и другие нужды, которые почему-то не были предусмотрены в бюджете должным образом, и опять печатали деньги. И в конце концов, первые успехи начала года растворились, и мы опять столкнулись с высокой инфляцией – под 20-30 процентов.