В сезон дождей погруженные в воду мангровые стволы и корни облепляют усоногие раки в своих белокаменных домиках-палатках, розовые двустворки-мидии, красные, желтые и черные морские спринцовки. Спринцовки похожи на маленькие кожистые мешочки с двумя трубками. Из трубок, если надавить на вынутую из воды спринцовку пальцем, вылетает струя, давшая этому животному название. (На самом деле, морские спринцовки относятся к хордовым, так же как и люди.) Все вместе сидячие обитатели подводных мангров многократно прокачивают сквозь себя морскую воду, выбирая из нее все мало-мальски съедобное и попутно осаждая прочую взвесь.
Благодаря этим уловителям мути и тормозящим снос более крупных частиц манграм в прибрежных пуэрториканских водах может существовать самое «чистолюбивое» сообщество – рифы. Подобно тропическому дождевому лесу, рифы живут энергией света и нуждаются в незамутненных водах. Прозрачных, как «Баккарди» тройной очистки.
Ром вспоминается не случайно. Какой пиратский роман обходится без одноглазой бородатой хари, свесившей фиолетовый с красными разводами носище в кружку со старым добрым ромом? Подплывая на катамаране к коралловым островам, я убедился, что пираты знали свое дело: ром – не роскошь, а проверенное средство от морской болезни. К тому времени катамаран достаточно напрыгался по карибским волнам. От сугубо внутренних мыслей не отвлекал даже вид капитанши в розовом купальнике. Она- то и посоветовала хорошенько отхлебнуть «Баккарди». Податливая русская душа отказаться не смогла (тем более что для русских, в отличие от нелюбимых гринго. все путешествие обошлось почти бесплатно). И действительно полегчало. Можно было напяливать маску-ласты и плюхаться прямо с судна в воду.
Пригодились и невостребованные в поездке яства. Коралловые рыбки, словно птицы, слетались на зажатую в руке булку. Совали свои носы-пинцеты фиолетовые с лимонно-желтыми плавниками рыбы-хирурги. Стайками кружили ронки в желтую и голубую продольную полоску А крапчатый красно-зеленый снэппер разевал свою пасть размером с кулак, так что собственный кулак непроизвольно отдергивался. Когда же в руке ничего не осталось, а рыбы, рыбины и рыбки расплылись по своим рыбьим делам, вспомнилось, что на плече висит фотоаппарат. Возможности современной техники безграничны, а главное – дешевы. В отличие от наших. Накормленные рыбы отвечали разноцветной (черной ее никак не назовешь) неблагодарностью и позировать не желали. Снимать в море оказалось намного сложнее, чем на суше. Мало того, что уплывал объект, но и самого фотографа, вопреки желанию, относило в противоположную сторону. В итоге бок оказался изодран о коралловые ветки, в ноге засели ежовые иглы, а фотоаппарат медленно оседал на дно узкой рифовой полости, из которой торчали шипы рассерженного кузовка. Тут и рыба-хирург возвратилась. Оправдывая свое название, она запускала свой нос во все царапины. Воспоминания о фотосъемке остались надолго – коралловые рубцы, обработанные стрекательными клетками, саднилиещенеделю, а заживали почти три месяца.
Зато, когда чешется, сразу вспоминается белое известковистое дно, посреди которого к бликуюшей поверхности возносятся желтоватые от полипов коралловые сплетения. Хрупкие на вид, но очень прочные на излом ветви акропор замерли безлистым лесом. Памятниками мозгам стоят шары сидерастрей. Все они поросли сиреневыми веерами горгоний и коричневыми канделябрами эуплексавр. Из глубоких ниш выглядывают красно-желтые антенны омаров и седые ершики ежей -морских яиц. А над головой летят сине-желтые рыбы-ангелы.
К сожалению, все это живое великолепие все больше перекочевываег на рынок. Мальчишка-продавец умоляет довольно дешево купить хоть что-нибудь из разложенных в ледяных коробках-погребках ангелов, енэпперов, моллюсков- стромбусов и осьминогов. Осьминоги, конечно, хороши и в вареном, и в жареном, и в маринованном виде. Еше вкуснее стромбусы, и раковины у них очень большие и красивые. Но без них рифы становятся не только беднее, но и болезненнее воспринимают все невзгоды. Без рыб и моллюсков, очишаюших кораллы от водорослей-обрастателей и прогрызающих все насквозь ежей, рифы просто гибнут.
Ежей, в основном несъедобных красных каменных (с черными иглами на красном панцире), развелось столько, что в море не зайти. Купаться можно лишь в заливчиках, где соленость воды чуть ниже, чем та, при которой они себя хорошо чувствуют. Как-то наблюдал сцену, как привыкшие совсем к другим морям соотечественники решили поплавать прямо в Атлантике. Пройдя шагов пять по дну, они поняли, что им не только в открытый океан не выбраться, но и обратно не вернуться. И долго взывали к своим заболтавшимся подружкам, чтобы те бросили им фирменные кожаные кроссовки. Догадливые соотечественники вполне заслужили памятника. Но пока памятник ставит соотечественник. Конечно, Зураб Церетели. Конечно, Колумбу.
Новый медный «болван» устремит свой взор туда, где далеко за Атлантическим океаном суровым взглядом встречает его брат-близнец, названный почему-то Петром I. Ну, что же: пуэрториканцы любят подарки, и любимый религиозный сюжет у них – «дары волхвов». И этоещене вся перевернутая история Пуэрто-Рико.
Сергеи Смирнов
Золотая осень империй
Учитель гуманитарного класса попросил меня рассказать его питомцам о Траяне и его эпохе. Римскую историю эти школьники знают неплохо, но соседи Рима остаются для них лишь варварами-интервентами либо объектами очередного грабежа римлян. Пора выпустить молодняк на простор Евразии во всей ее этнической и политической пестроте. Пусть учатся чувствовать себя наследниками всего человечества! Эпоха Траяна для этого очень подходит: уже действует Шелковый путь от Китая до Сирии, а вдоль него расположилась цепь великих держав. Рим и Парфия, Кушаны и Индия, Хань и Хунну, все они энергично торгуют или воюют, причем враждуют обычно с ближайшим соседом, а союзничают «через одного».
Траян воевал с Парфией не только для того, чтобы занять легионеров полезным делом или отомстить за давний разгром Красса, но и для снижения цен на импортный шелк. Со времен Августа покупка шелка разоряла знатных римлян, а производить этот экзотический продукт римские подданные не умели. Только при Юстиниане I секрет шелка будет раскрыт византийцами; до тех пор торговый баланс Запада с Востоком остается «перекошен» в пользу Востока. Такое введение в глобальную экономику понятно и интересно для девятиклассников…
Но при этом нужно учесть факт, неведомый мудрецам той эпохи: до распада державы Хань остается 80 лет, а до распада Римской державы – 290 лет. Эта разница в возрастах держав (или народов – не в названиях суть!) должна проявляться в поведении рядовых граждан Рима и Хань, а также их правителей. Действительно, в империи Хань II века легко найти властелинов, подобных безответственному Домициану, но аналогов Траяна на троне Поздней Хань не сыщешь!
Деятель, современный и подобный Траяну, в Китае есть. Это полководец Бань Чао, покоритель Западного Края (Си Юй), победитель хуннов и союзник всех их недругов, будь то сяньби (предки монголов), динлины (предки хакасов) или да-юэчжи (кушаны). Но действует Бань Чао на свой страх и риск – скорее, как Ганнибал в Италии, чем как Цезарь в Галлии или как Траян в Дакии либо в Парфии. В ханьской столице – Чанъани – всем заправляют придворные евнухи и прочие чиновники, строящие карьеру скорее на доносах, чем на честном исполнении служебного долга.
Конечно, такой нечисти полно и в имперском Риме, но там немало людей иного склада. Их Траян делает своими министрами, поскольку сам он – того же поля ягода. Первый император рожден и вырос вне Италии, в давно покоренной и романизованной Иберии Дальней. Кто знает, в чьих легионах служил там Траянов предок – Сципиона Младшего или Сертория, Помпея или Цезаря? В имперском обществе Рима это не важно: честный и талантливый воинещеможет дорасти до императора.