А. Матисс. «Таблица IX», Формы, 1944(?)
Тот же Фут развивает другие увлекательные возможности зеркального мира. Он говорит, что в этом мире могут существовать свои, не видимые нам планеты. Именно Фут высказал предположение, что открытые в последние годы внесолнечные планеты являются зеркальными. Другой энтузиаст гипотезы зеркального мира, Зураб Силагалзе из Новосибирска, пошел еще дальше, предположив, что постулированный в 1984 году Раупом и Сепковским невидимый спутник Солнца, звезда Немезида (по Раупу – Сепковскому, именно она насылает в Солнечную систему долгопериодические кометы), не обнаружена до сих пор именно потому, что состоит из зеркальной материи. Фут, однако, тут же перещеголял соперника, выдвинув предположение, что «зеркальным» был и знаменитый Тунгусский метеорит, потому его остатки до сих пор и не обнаружены. Но рекордсменом в этом анекдотическом соревновании следует, вероятно, считать Kpaviepa: он еще в 1986 году написал научно-фантастический роман «Твистор», в котором утверждал, что у Земли есть невидимый двойник – зеркальная Земля, занимающая то же место в пространстве. Герой романа ухитряется даже проникнуть в этот зеркальный мир.
Впрочем, о путешествии в Зазеркалье однажды, помнится, уже писали…
Вопросы, которые зачастую возникают у наших читателей после знакомства с подобными (тем более космологическими) гипотезами, но отнюдь не всегда адресуются редакции, нам хорошо известны. Спектр стоящих за ними оценок весьма растянут: от одобрения и пожеланий печатать в дальнейшем как можно больше новостей с «переднего фронта науки» – пусть даже сомнительных, зато сногсшибательных, – до недоумения, выражаемого фразой «а наука ли это?».
В первом случае слышится неявный упрек в академичности, излишней солидности наших публикаций, особенно если дело касается «мироустроительной» тематики, во втором – откровенное стремление попенять нам за легковесное, «невзвешенное» отношение к однодневным сенсациям и неустоявшимся внутринаучным суждениям. (Характерно, что порой и та, и другая реакции вызываются одной и той же статьей.)
Так можно ли впрячь – без ущерба и для истины, и для привлекательности – в одну телегу работягу-коня науки и трепетную лань популяризации? Проблема, над решением которой бьется не одно поколение «акул и рыбешек» пера, приобретает особо острое звучание, когда под напором новых фактов начинают трещать бастионы только-только сложившихся научных областей.
Похожая ситуация – и не впервые – обозначилась в космологии. Еще живы «борцы» с теорией расширяющейся Вселенной. Не так много воды утекло и с тех пор, как мы рассказывали о появлении инфляционного сценария ее эволюции. Не раз писали о трудностях, с которыми сталкивается модель Большого Взрыва – Биг Бэнга, и как эти препятствия пытаются обойти ученые. Однако просто не с чем сравнить интенсивность информационного – нет, не потока, а потопа, хлынувшего «с небес» и буквально затопившего нас своими противоречиями в последние годы ушедшего столетия и в первые же месяцы века наступившего.
Прикажете ждать? Хорошо бы тогда знать, «когда спадет вода», унеся с собой щепки информационного мусора, и внимательно присмотреться к тому, что отстоялось. Да вот почему-то никто не дает отмашки, что наводнение пошло на убыль, как бы не наоборот. Отказавшись от выжидательной тактики, мы, тем не менее, не пытались объять необъятное и хвататься за любую из множества сенсаций, а выбирали наиболее, на наш взгляд, структурообразующие элементы нарождающегося знания.
И вот что любопытно! Черновики новейшей космологии, лихорадочно исписываемые на наших глазах – все в пометках, кляксах, перечеркиваниях, многочисленных вариантах, – заставляют по-иному смотреть и на вроде бы уже набело переписанные страницы ее недалекого прошлого. Не напоминает ли это вам не столь давние перипетии отечественной истории?
Вообще подход, включающий текущие научные события вплоть до спекуляций в историческую перспективу, видится нам весьма плодотворным. Таким взглядом на происходящее, несомненно, обладает Рафаил Нудельман – автор материалов, составивших эту «Тему номера». А населяющие ее герои с их ошибками, страстями, прозрениями и заблуждениями перестают казаться небожителями и словно спускаются к нам из своих обсерваторий, чтобы помочь из пестрого лоскутного ковра идей и гипотез выкроить гобелен с изображением нового звездного неба.
Нечаянное открытие века Вселенная во младенчестве
В прошлое нельзя ступить, но его можно – иногда – сфотографировать. История Арно Пензиаса и Роберта Вильсона доказывает это с полной убедительностью. Они сфотографировали нашу Вселенную в ее младенчестве, когда ей было всего 300 тысяч лет отроду, получили за эту фотографию Нобелевскую премию по физике 1978 года и тем самым вызвали к жизни целый ряд последующих важных событий вплоть до появления этого рассказа.
Все началось в 1964 году, когда двое вышеупомянутых радиоастронома были приняты на работу в фирму «Лаборатории Белл» для обслуживания новой радиоантенны, предназначенной для слежения за американским спутником «Эхо». Спутник передавал на сантиметровых волнах, и антенна была самым чувствительным по тем временам детектором волн в этом диапазоне. А размешалась она на пригорке Холмдел, в штате Нью- Джерси, около Нью-Йорка.
Наблюдение за спутником занимало немного времени, и молодые ученые испросили согласия начальства в свободное время заняться исследованиями по специальности. Существование космических источников радиоволн было открыто совсем недавно, и их изучение привлекало многих. Вильсон, например, давно рвался исследовать радиоизлучение газового ореола, окружавшего, по его убеждению, наш Млечный Путь.
Предварительно, однако, следовало исключить возможные помехи, а для этого проверить антенну на такой длине волны, которая заведомо не излучается никакими источниками. Пензиас и Вильсон выбрали для проверки «пустую» длину волны 7,35 сантиметра, направили свой раструб в небо и мгновенно поняли, что антенна не в порядке, потому что она регистрировала посторонний сигнал. У него была очень низкая температура, но самое странное состояло в том, что его величина не менялась даже при систематическом обшаривании всего небосвода. Сигнал, идущий от любого космического источника, Солнца или Млечного Пути, не мог покрывать собою все небо равномерно. Дело выглядело так, будто он приходил от Вселенной в целом.
Попытки Пензиаса и Вильсона устранить загадочную помеху растянулись почти на год. За это время неведомо для них произошло несколько событий. Физик Джим Пиблз, ученик выдающегося экспериментатора Дикке, прочел некую лекцию в соседнем Принстонском университете. Эту лекцию услышат радиоастроном из Вашингтона Тернер и рассказал о ней своему коллеге Бурке. А этот Бурке по случаю оказался приятелем Пензиаса. В результате этой цепочки случайностей Бурке, услышав от Пензиаса в телефонном разговоре о настырной помехе, посоветовал ему обратиться за советом к Дикке в Принстон, благо это рядом. Пензиас знал Дикке и его группу, знал даже, что они затеяли какой-то радиоастрономический проект, но какой именно, не имел понятия. И хорошо, что не имел, иначе не получил бы Нобелевскую премию.
Чтобы объяснить эту туманную фразу, нам придется теперь вернуться далеко назад, к самому началу современной науки о космосе. Основы этой науки заложил Эйнштейн, создавший в 1916 свою теорию тяготения. Когда он записал уравнения для равномерно заполненной звездами Вселенной, то получил решение, в котором кривизна пространства была такой, что оно «замыкалось» само на себя. Размеры такой «замкнутой» Вселенной были конечны, хотя границ у нее не было. В модели была, однако, одна трудность: притяжение звезд друг к другу должно было бы стянуть такую замкнутую Вселенную в точку. Поэтому Эйнштейну пришлось дополнить свои уравнения неким придуманным полем, которое призвано было породить своего рода «антигравитационную» силу, способную уравновесить гравитацию и удержать Вселенную от сжатия.