Он уехал в Англию, где его знали и сразу предложили членство в колледже св. Антония, в Оксфорде, – большая честь для ученого. Проработав там год, он получил приглашение на профессорскую должность в Манчестерский университет. Там и остался. Почему? Это университет, который не стесняет свободу, справедливо считая, что твое достижение может добавить ему славу.
Шанин проводил исследования в Иране, Мексике, Индии, Танзании, Венгрии, Польше, России. В 60-е занялся работой над книгой «Россия как развивающаяся страна».
Тогда еще здесь происходили дикие веши. Например, указывали, с кем надо и не надо встречаться. На что ему пришлось ответить: «Вы забываетесь. Я не ваш подданный, я подданный Ее Величества королевы Великобритании и сам выбираю себе друзей». Ему отказали в визе…
Одним из первых в 70-е, кого он «выбрал в друзья», был профессор Виктор Петрович Данилов, крупнейший специалист в крестьяноведении. Им двоим было о чем поговорить, было что сказать друг другу. До сих пор они продолжают работать вместе. Капитальные сборники «Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки» (есть уже 4 тома) выходят под редакцией Т. Шанина и В. Данилова и в значительной степени закрывают «белое пятно» в изучении крестьянства.
Но это еще не все. Шанин по натуре максималист. И если замахивается, то на невозможное.
Известно, что в советское время многие темы были закрыты, в том числе и тема крестьянства. Для научного анализа у ученых не было информации – объемной, систематической и главное – достоверной. Но она совершенно необходима и, как понятно. не только для науки. И он предпринимает беспрецедентный эксперимент. Десять лет работают исследователи, посланные им в села и деревни различных российских областей с магнитофонами и отработанными методиками, они говорят с людьми – проникают в жизнь крестьянского мира. А крестьянский мир – это нечто многомерное, грандиозное. Он соткан из множества разнородных клеточек-элементов, образующих единое пространство, и чтобы отразить этот мир, понадобилось выделить базовые элементы, из которых он состоит, и медленно, шаг за шагом восходить от простого к сложному. А первой простейшей клеточкой был крестьянский двор, семья… Появилась серия книг, таких как «Великий незнакомец», «Голоса русских крестьян», «Неформальная экономика».
Столь пристальное и кропотливое изучение уже дало свои результаты. Вот-вот появится еще одна книга, Шанин назвал ее «Рефлексивное крестьяноведение» (а в более широком смысле – рефлексивная социология).
Итак, произошла перестройка, и чиновники, которые не пускали, исчезли навсегда. Он приехал в Россию.
Чертовски завидное качество! «Отодвинуть» все, что было, – размеренное, устоявшееся, привычное, интересное, приятное, важное (и еще тысяча всего) и, словно в омут, – в другую жизнь, какое там – на другую планету! Но для него его поступки, их последовательность связаны друг с другом, потому что он привязан не к обстоятельствам, а к самому себе, и верен не чему-то, что всегда переменчиво, а себе лично. И в этом смысле верность его безгранична. И окружающим спокойно, знаешь, что ждать от него. Всегда одного и того же – невозможного.
– Я приехал сюда, нашел Заславскую. и мы проговорили, что можно сделать для продвижения молодой российской социологии, а за пловом придумали «летние школы». Можно за один раз забрать 25 человек и 6 недель работать, не переставая!
– Отличная идея! А где взять деньги?
– Я собрал 70 тысяч фунтов.
– Как собрал? Ходил, просил?
– Ну да, я же не для себя. Дал Британский совет, Британская академия. Я просил, и давали. В результате получилась довольно приличная сумма. Но все-таки не все, что надо. Сказал Заславской, она очень обрадовалась и сказала, что остальное, примерно тысяч 30, попросит у Сороса. Я спросил, кто такой Сорос; она сказала, что есть такой богатый венгр, который помогает России. Она была членом Исполнительного комитета его фонда. Через неделю все было решено. Сорос дал нам нужные деньги. И мы начали летние школы. Их было три.
Стоит сказать, что это – первое масштабное и на редкость удачное мероприятие Шанина и Заславской. Сейчас многие их ученики – ведущие специалисты в области социологии в России.
А Сорос заинтересовался Шаниным. И не случайно. Он «загонял» в Россию миллионы долларов, а результата не видел, здесь же – результат налицо. Они встретились, понравились друг другу – было в них что-то общее! И на каком-то этапе по просьбе Сороса Шанин присоединился к Исполнительному комитету его фонда.
В Англию, особенно первое время, он буквально срывался, сбегая точно с поля боя. От тупости чиновников самого высокого ранга, от нежелания что-то решать, от глубочайшего невежества, от обшей расхлябанности и расслабленности, что для него совершенно непереносимо. Злясь, нервничая, ругаясь, он бросал: «Надоела хованщина!». И улетал.
Слава Богу, было куда – к семье, к нормальной жизни, к науке. К газонам.
Ясное дело, кто ж это выдержит? Мы, привычные, и то иной раз мысль улететь нет-нет да и заглянет. Но … вот беда, если улетит насовсем! Проходила неделя-другая, и в телефоне снова раздавался его энергичный голос:
– Откуда?
– С Харитоньевского…
Это фонд Сороса. Значит, вернулся – вздох облегчения.
Упомянув Сороса, как не удивиться уже в какой раз редкой живучести российской привычки кусать руку дающего! Как только не поносят у нас Сороса! И мозги русские крадет, и, естественно, за счет России живет. Откуда в нас это? Что за пагубная страсть превращать все хорошее – и дела, и намерения – в зловонную кучу?
Скажем для справки (хотя все равно тайный смысл найдут), что только на российское образование Сорос передал в руки наших ученых десятки миллионов долларов. За те работы, которые они не смогли бы сделать ввиду распада российской науки, за те работы, которые они благодаря этим деньгам сделали, почти буквально физически выжили, а работы, естественно, остались в России.
Шанин был одним из тех, кто искал еще оставшуюся научную мысль в разных, самых дальних регионах, искал тех, кто подался в сторожа, дворники, продавцы, кто кое-как сводил концы с концами, биологов, физиков, историков – всех ученых мужей, кто, быть может, уже потерял надежду.
Кстати, скажем, эти миллионы долларов были переданы Соросом на программу (первую в России) поддержки российского образования, программу, которая была написана на колене Шаниным во время переговоров с перестроечными министерскими чиновниками. Он написал и договор о трансформации гуманитарного образования и дал им всем подписать. И они подписали. После этого и началась работа, растянувшаяся на годы, так вовремя возникшая и многих спасшая.
Первые наши разговоры были о главном мифе нынешней истории. Его речи поначалу казались странными. Я не была готова услышать их и согласиться.
– Я думаю, – говорил Шанин, – что каждый период мировой истории имеет свой главный миф. Миф, в котором мы живем, идет из XIX века. Это – идея линейного прогресса.
Люди XIX века, его создатели, словно ощущали само движение к вершинам прогресса и в нем видели смысл, красоту и цель. А также богатство и справедливость. В их представлениях все общества проходят один и тот же путь от многих разновидностей общественного устройства к единому – одинаковому и рациональному. Это – первая часть мифа. И вторая. Демиургом развития объявлялась «материальная база». Именно она диктует решения. Остальное – надстройка. И так думали не только социалисты и марксисты, но и вся научная общественность. Не утописты создали миф, а ученые, вот в чем коварство этого парадокса!
Потому что формирует наше отношение к материальному миру мышление. Оно первично. Оно изменяет наши требования, и лишь тогда начинает меняться материальный мир.
А если осмысления этого нет? – думаю я. Ведь примеров хоть отбавляй. Заведенный порядок меняется силой или пряником. Беда в том, что такими методами осмысления не достичь!