Шеф подошел к проблеме с другого – теоретического – конца: указал на сходство уравнений, описывающих движение маятника и системы «ракета-автопилот». Логика простая: если похожи уравнения, должны существовать условия, при которых колебания этой системы затухают. Исходя из этой на первый взгляд дикой аналогии, такие условия нашли довольно быстро. Но никто из специалистов в это не поверил: невозможно представить себе торчащий вверх маятник! В.Н. спорить не стал – приказал срочно изготовить демонстрационный прибор: маятник установить на вибростол. Из решения задачи известно: если основание вибрирует с частотой, равной собственной – резонансной – маятника, то положение вверх устойчиво. Чтобы маятник «свалить», его надо отклонить на большой угол заметным усилием.
«Чудо» демонстрировалось на совещании ведущих специалистов ЦАГИ, институтов АН СССР и др. Они не скрывали изумления. Одно дело знать теоретически, иное – увидеть то, что из житейского опыта не может быть. Прибор тиражировали для МВТУ, МФТИ, потом для других вузов.
А автопилот быстро перенастроили парадоксальным, как казалось, методом. Действительно, подавить колебания, вводя искусственно колебания в автопилот?! Ракеты «юмор не поняли» – раскачиваться перестали. Воистину, нет ничего практичнее хорошей теории.
Двигаясь по траектории 3, искривленной случайными воздействиями, ракета уйдет далеко от цели. Так же, как в случае маятника, согласование динамических характеристик автопилота и ракеты выводит ее на нормальную траекторию 4
Не успели утихнуть «страсти по автопилоту», новый скандал: ракета вылетела из пускового контейнера кувырком и, изуродованная ударами о его стенки, упала поблизости. Разгонная ступень, что выталкивает ракету из пускового контейнера, это две пороховые ракеты, соединенные траверсой наподобие буквы «П», в середине которой – упор для ракеты, а по бокам – опоры, скользящие по рельсам, проложенным внутри пускового контейнера. В просторечьи это сооружение именуется «стартовик», официально – «стартовый агрегат». Этот агрегат рядом с изуродованным контейнером лежал… целенький!
Старт крылатой ракеты в наземном варианте
– Ясно, – сказал шеф, – рассчитывать надо не на прочность, а на жесткость.
В пожарном порядке сделали чертежи, также – расчет на прочность и – особенно тщательно – на жесткость. В горячке я не заметил «маленькую» подробность: на общем виде, вопреки закону, обязывающему утверждать только согласованные со всеми службами документы, красовалось: «Утверждаю В. Челомей». Выявился целый ряд слабых мест. Я выдал рекомендации по усилению. Не говоря ни слова, конструкторы принялись корректировать чертежи. Они заметили, что мои замечания направлены не только на усиление, но и на упрощение конструкции (чем она проще, тем проше и, следовательно, точнее расчет).
Потянулись длинные, особенно обидные сверхурочные – Москва принимала гостей Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Маленькая форточка в железном занавесе. Заглянуть в нее не удалось как следует. Через несколько дней, когда я мысленно уже был где-то на стадионе или в театре, меня позвали к шефу.
– Рвет и мечет, – предупредила секретарь, – выступай поосторожнее!
– Слушайте, – не скрывая гнева, выкрикнул шеф, – я утверждаю чертежи, а вы приказываете их кардинально переработать! Я так работать не мо 17!
Я остолбенел: приказывать я никому ничего права не имел, сказать шефу, что он не прав, – тоже. Казалось. я уже вылетел за ворота.
– Что тут разбираться, – в один голос попытались меня спасти замы шефа Лифшиц и Пузрин, – объявить ему выговор и дело с концом. Ничего ведь не сломалось, слава богу.
– Нет, – успокаиваясь, возразил В.Н., – замечания серьезные и, кажется, в основном правильные. Сколько стартовиков заказано в производстве?
– Пять.
– Делайте три по его, – королевский жест в мою сторону, – и два по утвержденной схеме. По одному каждого вида испытать по одной программе на жесткость и прочность до разрушения. А вы навеки лишитесь моего доверия, если расчеты не подтвердятся!
Удивительно быстро сделали стартовики и могучую испытательную машину. К упору следовало приложить силу 230 тонн! «Конфликт кошки с мышкой» стал азартной игрой «Шкроб против Челомея», вроде тотализатора на скачках. Весь коллектив потешался. Только мне было не до смеха.
Мало кто из руководителей, особенно тогдашних, мог принять такое решение – в ходу были волевые. О «соревновании умов» с подчиненным не могло быть и мысли. Такую вольность мог допустить только человек, уверенный в своих знаниях и в своей репутации. Это был не единичный случай: если были веские аргументы, с генеральным можно было спорить всегда.
Но все же…
– Ты меня извини, – по секрету сказал конструктор стартовика Козицкий, – я втихаря все твои замечания в челомеевский вариант внес от греха подальше. Так что и он выдержит. Самолюбие шефа не ущемим, и дорогой агрегат выбрасывать не придется.
Чистоту эксперимента нарушил, но худой мир лучше доброй ссоры, а самолюбие вещь непредсказуемо опасная. Да и экономия государственных средств невредна.
Макет ракетоплана – предшественника «Бурана»
Как уже сказано, тогда мы проектировали крылатую ракету, запускаемую с подводной лодки. Забегая вперед на десятки лет, отметим: и она, и ее «потомки» – многочисленные модификации и развития – на вооружении ВМФ РФ и некоторых других государств. Их часто можно видеть в телерепортажах об учениях и боевых действиях.
Некоторые конструктивные новшества, казавшиеся многим специалистам бредом, придали кораблю-носителю серьезные тактические преимущества, в частности, скрытность – основу живучести. Далось это нелегко – пришлось решать целый букет проблем практически во всех областях инженерного искусства. Потребовалось участие практически всех научно-инженерных структур СССР. Это удалось – все знали, что Челомей пользуется неограниченным доверием Н.С. Хрущева (о чем он заявил на митинге по случаю награждения фирмы и сотрудников) и высоким авторитетом в научных кругах. Природу личных связей с Хрущевым не знаю. Разных слухов ходит много. Например, на днях – не слышал начало, потому не знаю, кто именно выступал по радио с «разоблачением»: Челомей-де пользовался поддержкой Н.С. Хрущева потому, что на фирме работал бездарный, но любимый сын премьера. Сам Челомей – бестолочь, без поддержки Хрущева ничего бы не сделал. Да и то, что сделал, никогда бы на вооружение не приняли бы без блата – неважная была техника.
Здесь все – ложь. Сергей Никитич (теперь – американский профессор, доктор технических наук, член многих зарубежных и российских научных обществ) пришел на фирму, когда она, со всей гигантской кооперацией и портфелем заказов на много лет вперед, в основном сформировалась. Никогда особым положением не пользовался, работал продуктивно, инициативно, не нарушая никаких правил. Дружил с некоторыми сотрудниками, со всеми был корректен.
Такую же поддержку, как Челомей, имели многие его конкуренты. Мы никогда не были монополистами – каждую тему на конкурсных началах разрабатывало несколько фирм. Первую нашу крылатку по одному техзаданию проектировали и строили мы и Бериев. Похожие – Ильюшин, Туполев, Орлов, Березняк, Надирадзе.
На первые стрельбы в Североморске мы с Бериевым вышли одновременно. Сразу выяснилось преимущество челомеевской конструкции: старт нашей ракеты безлюдный. Лодка всплывает, ни один люк не открывается, никто наружу не выходит. За считанные секунды пусковой контейнер автоматически переводится в положение «старт», ракета стартует, контейнер переводится в походное положение, лодка погружается. Вся операция – считанные минуты. Дымный след стартовика еще не рассеялся, а на поверхности моря – ничего.