Потом мы встретили Ваню, который ковырялся с мотоциклом, и на нашу просьбу рассказать, кто где в деревне живет, кивнув на свою машину, сказал: «Давайте отвезу». В результате этой мотоциклетной экскурсии мы получили исчерпывающую характеристику всех жителей деревни. К сожалению, их в ней не слишком много.
Когда к вечеру все собрались дома (то есть в клубе), оказалось, что урожай материалов обещает быть очень качественным. Все информанты местные, все помнят, хорошо рассказывают. Девушка, занимавшаяся детским фольклором, записала три кассеты (два дня сидеть не разгибаясь – расписывать на бумагу), кроме того, выяснила, что дети (особенным энтузиазмом отличались две девочки – Лена и Ира) написали на бумаге список наших имен с особыми приметами, чтобы всегда обращаться к нам по имени. Скучно им одним, бедным, а тут цирк приехал! Очень сложно им объяснять, что мы не цирк, и все заняты.
Довольно скоро мы узнали, что в Озерке жила бабушка Поладья, которая лечила людей и к которой приезжали даже из других районов. Она умерла несколько лет назад, а знание свое передала сыну – дяде Вите и соседке – тете Кате. Тетя Катя скрывать того, что лечит уши, зубы и нарывы, не стала, даже рассказала заговоры – «вы молодые, вам можно». Удалось записать на камеру, как она лечит нарыв. А вот дядя Витя постоянно от нас убегал. Увидит, пошутит как-нибудь, позовет в баню и уходит – на сенокос, к корове или еще куда-нибудь. В предпоследний день он наконец честно сказал, что все знает, но рассказывать ничего не будет, потому что «слова» (заговоры) должны остаться в семье. Ничего не поделаешь.
Что касается прочих информантов, то очень скоро новые кончились, и мы ходили по несколько раз к одним и тем же. В результате в этой экспедиции мы, сначала не собираясь так делать, собрали материал по принципу «повторных записей»: несмотря на то, что мы честно предупреждали друг друга, о чем не надо спрашивать тетю Шуру или тетю Надю, они все равно рассказывали свои любимые истории. Так, от тети Шуры записано три варианта рассказа про то, как она искала корову, а от тети Нади – как у Богородицы родился Христос от «Афанасия, который около нее отирался». Сам по себе такой метод собирания материала довольно интересен с самых разных точек зрения. В первую очередь, на основе таких записей можно изучать проблему механизмов «фольклорной памяти». Будет ли повтор рассказа через день идентичен первой записи? В чем будут различия, что добавится или что убавится? Чаще всего рассказ повторяется почти слово в слово, во всяком случае, они одинаково построены. Это совсем не говорит о том, что человек запоминает конкретный случай из своей жизни наизусть. Просто существуют «законы жанра», скажем, описания поиска коровы, по которым и строится рассказ. Потому довольно часто такие рассказы, записанные даже в разных селах, очень похожи друг на друга. Эти законы хорошо изучены на примере различных стихотворных жанров, особенно сербского и других эпосов, а про прозаические еше не все известно. Но про то, что традиционное сознание устроено не совсем для нас обычным образом, говорит такой пример, правда, скорее на ассоциативную память. Довольно часто, когда разговариваешь даже с информантом, который давно живет в городе, в деревню приезжает на лето, про русалку узнал у Пушкина, и спрашиваешь его про лешего, он вдруг начинает рассказывать, как он заблудился и долго ходил по лесу, пока, наконец, случайно не вышел на дорогу. «Ну, а леший?» – спрашиваете вы. «А что леший? Не знаю никакого лешего». На уровне сознания он как бы и не сопоставляет лешего и этот эпизод из своей жизни. Но ассоциация его выдает.
Была записана версия того, почему Озерко стоит не на реке. По мне нию нашего информанта, его основали беглые преступники, а в те времена их искали по рекам и дорогам. Вот они и основали деревню между рекой и дорогой. Не могу сказать с уверенностью. но, похоже, это анархическое начало сказывается и сейчас: услугами ЗАГСа жители этого села пользовались мало, и несколько наших информанток прожили с мужьями по несколько десятков лет. так с ними и не расписавшись.
Недалеко от села Архангела, у деревни Колотовка, есть пещера, в которой, по словам информантов, была старообрядческая молельня, которую мы не смогли найти в 1995 году. Сейчас она расчищена силами Каргопольского историко-культурного музея-заповедника, нас туда возили, в ней на стенах действительно сохранились короткие молитвы. История ее довольно странна: ее засыпали в XX веке, чтобы в ней не собирались верующие, а кроме того, выяснилось, что в XIX веке ее тоже засыпали, притом по той же самой причине. В опубликованном списке ходивших туда «староверов» множество знакомых фамилий. Но дело в другом: естественно, на вопрос про пещеру нам про нее обычно и рассказывали, пока кто-то не сказал, что совсем в другой стороне, в 20 километрах от Озерка на север, тоже есть пешера, в которой вырезаны из камня крест и камень. Надо сказать, что мы добрались до деревни, ближайшей к этой пещере, в ней живет одна женщина, остальные уехали. Она сказала, что сейчас пещеру уже не найти: обвалилась. Наверное, надо подождать еше пять лет, тогда и ее расчистят.
Относились в деревне к нам очень хорошо, по-моему, на это повлияло и то, что у нас ночевали несколько ночей двое детей, Лена и Саша, родители которых в это время запили.
Каждый вечер у нас на крыльце и под окнами собиралась молодежь. С этим ничего поделать нельзя – экспедиция, как я уже говорил, в каждой деревне притягивает к себе внимание. Кроме того, как потом рассказал кто- то из информантов, на том месте, где стоит наш клуб, раньше был утоптанный пустырь, который назывался «на деревне». Здесь собирались люди на праздники, бывали и драки «один конец деревни на другой». Правда, в городе такие столкновения случаются из-за непримиримой вражды между районами, в селах дело обстояло иначе. Драки, с одной стороны, были поводом показать «молодецкую удаль», с другой, были частью праздника и являлись как бы календарным обрядом, который повышает плодородие, и, соответственно, благосостояние деревни. Одна из бабушек даже сказала: «Сейчас иначе дерутся, вот ничего в полях и не растет».
Так мы и жили в центре деревни – и географическом, и в центре внимания ее жителей.
Не обошлось и без довольно комичного инцидента. Андрей Борисович опрашивал нашу соседку. Зашла молодая девушка и тоже стала отвечать на вопросы. Через некоторое время появился ее муж. Под его взглядом дымились лавки, микрофон в руке собирателя раскалился. Посмотрев тем же взглядом на Андрея Борисовича, он, забрав жену, удалился. На следующий день он, изрядно пьяный, пришел в баню, где мы парились, и невольному (и ничего не подозревающему) Дон Жуану в плавках пришлось вести долгую и нудную беседу про то, зачем и почему опрашивали его жену, которую он любит и никому не отдаст. Пошатываясь и пообещав держать ухо востро, он наконец удалился. По агентурным данным, полученным от его брата, на следующее утро он ничего не помнил. И хорошо.
С остальными молодыми людьми отношения были прекрасными. Своей ненавязчивостью они завоевали наших девушек, которые с удовольствием катались на мотоциклах («мотоциках», как говорила тетя Шура) и на пастушьей лошади. Это, конечно, отвлекало их от работы, но зато мужской части экспедиции не приходилось беседовать с пьяными ухажерами. Наши же ребята за все время только два раза пришли немного выпив (именно выпив, а не напившись). Потом выяснилось, в чем дело: этот колхоз – единственный, где за работу платят, а за пьянство выгоняют. Поэтому работой и, соответственно, жизнью ребята в общем-то довольны, и ежедневно напиваться им совершенно не хочется.
Это исключительно редкий случай даже для нас, исколесивших много деревень. Столько раз я видел своих ровесников, которые запоем пили все две недели, пока мы жили в их селе. А что еще делать – работы нет. а если и есть, то денег за нее не платят. В город бы податься, да там меня никто не ждет. А пить бросишь – еще на что- нибудь «подсядешь». Бессмысленные беседы с такими отнимают кучу времени и сил. Все-таки страшно: мало ли, что ему в голову придет. А тут совсем иначе. И это просто прекрасно. Ребята из Озерка даже в город не особенно хотят – они всем довольны. И как-то понимают они, что у каждого свое дело: у них сенокос – мы круглые сутки в наушниках сидим, кассеты расписываем, а времени у нас мало, и поэтому нас не надо отвлекать. Но если кто-то вышел – с удовольствием поговорят, пошутят, расскажут что-нибудь.