Наш сынок долгое время проявлял упорную неспособность усвоить простейший танец, пантомиму, приемы борьбы. И чтобы его обучать, приходилось детально исследовать самые обычные наши действия («как это у меня так получается?»). И только разбив их на элементарные движения, которые можно отработать по отдельности, мы добивались результата. Сегодня уже многое позади. Егор гордится своей первой яичницей (зажаренной дочерна) и тем, что ему удается порезать (точнее, изрубить на мелкие клочочки) редиску в салат. Будем двигаться дальше, веря тому, что ребенок-левша, научившись делать все «через ум» и привыкнув совершенствоваться, достигает больших успехов, чем его сверстники-правши.
У нас были какие-то иррациональные сложности с запоминанием. Ребенок рос умным, хорошо учился, много знал. Но оказалось, что он не может воспроизвести информацию «по заказу». Перед сном к сыну приходил вдохновенный папа и рассказывал «лекции о природе вещей». Ребенок кивал и поддерживал разговор. Но как-то раз возник вопрос: «Так… о чем это мы говорили вчера?». Выяснилось, что наш книгочей и поэт совершенно этого не помнит. Более того. Оказалось, что он в точности не помнит… вообще ничего! Самой малости не может удержать в памяти – отсюда большая рассеянность. Не удается механически запоминать иностранные слова – хоть десять раз повторяй. Что за дырявая голова! После этого отец стал с ним заниматься мнемоникой. Например, они заполняли воображаемый буклет: на первой странице лошадь, фонарь и морковка, на второй – синица, лепешки и пепельница… Самые дикие сочетания! А затем вопрос: «Что у нас находится на третьей странице?». Запоминали также последовательности цифр и воспроизводили их прямо, в обратном порядке, вперемешку… Развивали образное видение: «Представь себе синий одуванчик и белую пчелу…» Вроде бы такие тренировки помогли (жалко только, что их было не много).
Проблема в том, что у детей-левшей нарушения автоматизма касаются и процессов запоминания. И нередко вместо механического запечатления им приходится изобретать сложный мнемонический алгоритм. Особенно это касается пространственных кодов, начиная с того же «право – лево». Одна девочка, которая проходила коррекционный курс у психолога А. В. Семенович, пришла к выводу, что «слева – это там, где рука, которая на пианино берет аккорды». Другая девочка (это, кстати, была я) носила слева значок, и разразился скандал, потому что в советском садике значки носить было нельзя (возможно, позабытый уже скандал и помог мне запомнить, где же это нехорошее «лево»). А наш сын твердо усвоил, что левая сторона там, где стучит сердце. Оказывается, это умозаключение ничуть не проще, чем предыдущие. Во-первых, с ним связаны переживания спортсмена с четырехлетним опытом: ухо папаши прижимается к груди, слушая, не перегрузилось ли сердце. А во-вторых… недавно Егор прочел повесть Б. Акунина «Алтын-толобас», где капитан, муштруя солдат, использовал такой же прием: налево – это где сердце… Вот как сложно, «через ум» была решена эта проблема!
Левши живут в своем собственном пространстве – и времени. Нашего бедного малыша отец заставлял зубрить станции метро, улицы, остановки трамвая: «Ребенок не умеет ориентироваться в собственном районе!..». А рядом с отметками роста бисерными буквами записано: «Октябрь, 2000. Не умеет определять время. Декабрь, 2001. Не умеет определять время…» Теперь после измерения роста Егор с хохотом бежит к часам, вглядывается, пыжится и выдает: «Десять тридцать!» (ошибаясь всего-то на час-другой). Оказывается, ориентироваться в географическом пространстве и определять время по стрелочным часам – для левши сложнейшая задача. Некоторые такие дети хитрят, пытаясь вычислить, который час, путем сложных умопостроений. Другие постоянно ошибаются. Похоже, что у левшей проблема не только со стрелками будильника, но и с внутренними часами – отсюда неумение правильно оценивать временные интервалы.
Ох уж эта пространственная ориентация… Посещая какой-нибудь адрес, дорогу я, конечно, запоминаю – но как муравей: по деревьям, солнцу, пятнам на асфальте. Описать тот же путь словами – выше моих сил. Равно как и пользоваться планом, картой (приходится постоянно уточнять у прохожих). Когда я пытаюсь перевести образы в слова, картина может исказиться, и, скажем, розовый и приземистый в моих представлениях дом вдруг оказывается желтым и стройным. Однажды в детстве мы спустились в подземный переход, и когда вышли на другую сторону улицы, я никак не могла понять, где же мы очутились, почему все вокруг стало совсем другим. От этого подкашивались ноги и хотелось плакать. В другой, уже взрослой жизни я шла себе на юг, и вдруг вышло солнце, и оказалось, что я продвигаюсь… на север. Я даже присела – так закружилась голова. Интересно, что у обычных людей (правшей) пространственный анализ осуществляет правое полушарие – главным образом, та область, где граничат теменная, височная и затылочная зоны. У левшей эта естественная функция нарушается – ведь правое полушарие вынуждено управлять ведущей рукой и речью.
Кстати, о речи. Когда слушаешь левшу, нередко возникает впечатление, что средств языка не хватает, чтобы выразить мысли. «Я как собачка – все понимаю, но сказать не могу» – говорю я мужу, если он решает завести со мной философскую беседу.
Специалисты утверждают, что у детей-левшей наблюдается сравнительно поздний дебют самостоятельной речи, она замедленна, скупа, содержит неправильные конструкции- Порой они заикаются, а при письме – пугаются в буквах, совершая ошибки, которых «не бывает» (замена букв местами, зеркальные написания). Приходится учить написание слов наизусть, заучивать словари – это как раз в духе основательности левшей. Были случаи, когда человек писал левой рукой каллиграфически, но с пятью ошибками в слове, а правой – очень неразборчиво, многие буквы зеркально, но абсолютно грамотно.
Я где-то прочла себе приговор: левши – аутсайдеры, существа обидчивые, эмоции свои контролировать не MOiyr и вообще – буки. В основном это оказалось чепухой. Но одна констатация показалась мне весьма точной – факт аутсайдерства. Если представлять себе аутсайдера с этологических позиций – не как хулигана и «панка», а как индивида, находящегося на периферии социальной группы и имеющего либо неопределенный, либо низкий ранг, то многие левши, по моим наблюдениям, – типичные аутсайдеры. В социальной группе существует иерархия, получившая названия в отношении птиц – «порядок клевания» (вначале пищу из кормушки клюет главная курица, в конце – захудалые). Так вот, аутсайдеры вообще не принимают участия в «порядке клевания» и клюют либо на стороне, либо последними, крайне редко первыми (уж если оставаться в группе – то президентом!). В таком случае мы с Егором, конечно же, аутсайдеры. Дружелюбные, общительные, порой даже лидеры. Но коллектив, в котором сложился устойчивый «порядок клевания», нас выталкивает – мы какие-то не «свои».
Левша – это в своем роде «рыжий- конопатый». Однако, если не заставлять его изменить цвет и не показывать пальцем, то негативные эффекты могут и не проявиться. Мне кажется, что установление связи левшества и конкретных психологических особенно-1 стей не лишено предвзятости. Исследователь уже знает, что вот эти конкретные дети пишут левой рукой и что они обратились за психологической помощью, поэтому и приглядывается к особенностям их души. А если просто окинуть взором большую группу людей, можно ли отделить «зерна от плевел»? Невротики, упрямцы, балбесы и заики налево, остальные направо! Я не верю, что толпа тут же поделится на левшей и правшей. Слишком велико индивидуальное разнообразие людей. Нельзя забывать и о том, что асимметрия мозга проявляется очень неодинаково. Здесь, как в политике, – найдутся и «ультралевые», и «умеренные правые центристы»… Психологические качества правополушарности могут и не сопровождаться леворукостью. Все зависит от того, какие зоны коры получают преобладающее развитие. Кстати, когда давление среды ослабевает, доля правополушарных людей резко возрастает: от семи процентов до одной четверти. Такая ситуация наблюдается как в слабо цивилизованных обществах (где дети не учатся писать), так и в сверхцивилизованных (Япония, США, где у детей просто много свободы). А еще – у близнецов, которые создают свой собственный огражденный мирок.