Автору удалось подняться над массивом конкретных материалов на теоретическую высоту. При этом просматривается аналогия между дарвиновской эволюцией и социальной эволюцией. Движение и в том, и в другом случае осуществляется как бы в двух координатах: простота-сложность и хаос-порядок.
Теперь некоторые критические замечания. В конце книги высказывается мысль о том, что советская власть не сумела создать механизмы самоорганизации, которые только и могли обеспечить эффективное развитие страны. На самом же деле, советская власть никогда к этому и не стремилась, напротив, она стремилась создать альтернативную организацию общества, которая оказалась эффективной, но быстро выработала свой ресурс.
Другое замечание. Нельзя считать депопуляцию чисто отрицательным явлением. Это может быть подготовкой к переходу на более высокий уровень развития. Тимофеев-Ресовский показал, что перед возникновением нового таксона более высокого ранга численность популяции должна сократиться. Многочисленная популяция не способна к подобным мутациям. Возможно, что депопуляция стран Запада будет означать наступление нового важного этапа в эволюционном развитии, а именно перехода к новой системе ценностей. Мы можем стать свидетелями заката эпохи, в которой безраздельно господствует ориентация на материальные ценности.
– Как понимать догоняющее развитие? Нужна типология развития. Создание такой типологии невозможно без понимания модерна, а модерн очень противоречив. Он мыслит традиционными категориями, но он же и разрушает их. Догоняющее развитие всегда относительно, ибо идеалы менялись. Для средневековой Европы идеалом был арабский Восток. В эпоху Возрождения им стала Италия, затем Франция, затем Англия, затем США. Менялся mainstream, а именно он определяет, кого надо догонять.
Главная проблема: триста лет, а воз и ныне там. Сколько ни строй заводов, а общество все равно останется застойным, если не будут созданы современные механизмы самоуправления. Социализм добил самоорганизацию, о которой говорил Овсей Ирмович Шкаратан. Не следует считать наше общество коллективистским. Наоборот, ему катастрофически не хватает коллективизма на среднем уровне. У нас нет community в европейском или североамериканском значении этого понятия. Коллективизм у нас только на государственном уровне, в виде этатизма. Мы – страшно индивидуалистичное общество, которое не может организоваться на средних этажах. Нам надо предлагать что-то конструктивное. Надоело быть профессиональным плакальщиком по судьбе России. Надо изобретать.
– Мне хотелось бы обратить внимание на ту инновационную систему, которая существовала в СССР и была в основе советской модели модернизации. Надо отметить, что экономический рост в странах Запада в 1970 – 1995 годах, по оценкам экспертов ОЭСР, больше чем наполовину обусловлен инновационной деятельностью.
Надо отметить и то, что европейские амбиции по догонянию США основаны именно на стимулировании инноваций. Как показал Андрей Трейвиш, геоклиматические факторы оставляют нашей стране только один, инновационный путь развития.
Тяжелое финансовое положение предприятий не позволяет сформироваться спросу на НИОКР. Даже в 1999 году в России на НИОКР приходилось только 14 процентов расходов на инновационную деятельность, включающую расходы на приобретение нового оборудования, налаживание производства новых товаров и прочее. Для сравнения: в 1ермании и Франции доля расходов на НИОКР в общих расходах на инновационную деятельность составляет 60 процентов, в Италии – 30 процентов.
Сейчас Вообще непонятно, что проще – реконструировать существующую инновационную систему или создавать ее заново. Коммерциализация исследований и разработок крайне затруднена, поскольку не решена проблема интеллектуальной собственности, оставшейся с советских времен.
Наконец, необходимо отметить, что у нас в инновационной сфере почти совершенно не используется тот огромный интеллектуальный потенциал, который накоплен в науке. Одна из самых острых нерешенных проблем – это венчурное финансирование. Ее решение тормозит как отсутствие в стране длинных денег, так и отсутствие развитого фондового рынка – главного способа выхода из любого венчурного проекта. Сейчас уже очевидно, что либеральная идея о том, что и в этой области произойдет самонастройка, оказалась совершенно бесперспективной, а осмысленной государственной политики по-прежнему нет.
– Прежде всего, я хочу поблагодарить за долготерпение и за интерес, проявленный к моей книге и к моему сообщению. К сожалению, книга прошла у нас в стране почти незамеченной и не вызвала особого резонанса. Во Франции, наоборот, она вышла гораздо большим тиражом и намного лучше продается, там была интенсивная рекламная компания. Так и хочется перейти на позиции оппонентов и сказать, что мы Запад не догоним никогда.
Узнав, что отъезд в Старую Руссу откладывается на вечер 1 мая, я подумал, не пойти ли нам вместе с Овсеем Ирмовичем Шкаратаном на первомайскую демонстрацию. Уж вдвоем мы бы дали жару продажному антинародному режиму. Я всегда относился с большим уважением и сочувствием к борьбе наших диссидентов, но одно в их деятельности мне категорически не нравилось: они очень часто говорили не от своего имени, а от имени народа. В том духе, что всем понятно, что народ давно уже истомился и не может больше терпеть эту власть. Народ был более или менее удовлетворен своей судьбой, разумеется, далеко не в полной мере, такого никогда не бывает, и сейчас вполне искренне тоскует по тем временам.
Народ всегда был статистом, а в периоды революционных подъемов его привлекали в обоснование тех требований, которые объективно и совершенно законно выдвигала какая- то часть общества, как правило, меньшая. В большинстве случаев речь идет о новой, растущей элите охваченного революционным подъемом общества, устремления этой элиты, как правило, совпадают с исторической тенденцией, но в любом случае это ее интерес.
Несколько наивны рассуждения Бориса Борисовича Родомана о конце истории, по Фукуяме. А кто не ждал каждый раз конца истории? Вот мы сделаем революцию, и все станет хорошо. Может даже стать хорошо большему числу людей, чем раньше, но в любом случае – это замена одного несовершенного устройства общества другим. Наивные люди сокрушались после роспуска Учредительного собрания: «Как же так, мы так хотели Учредительного собрания, а большевики его разогнали!». Ход истории мало зависит от добрых пожеланий.
Либеральный проект в России придумал не Гайдар и уж тем более не Вишневский, хотя он и чистый либерал. Либеральный проект издавна существовал в России, в том числе и до 1917 года, и очень многим умным людям, например Милюкову, казалось, что он реализуем.
Между тем он был совершенно утопичен в той России, с тем населением, с той социальной структурой и т.д. Именно поэтому либералы были сметены, а их идеи были заменены теми, которые оказались созвучными тогдашнему обществу и позволяли продолжать модернизацию. В тот момент пригодной социальной оболочкой для модернизации оказались идеи тоталитаризма. Я думаю, главным образом потому, что это была протекционистская модернизация. В этом ее принципиальное отличие от Англии или Франции. В условиях догоняющего развития модернизация проводилась государством, и только оно посредством очень мощного протекционизма по отношению к тем секторам развития, которые считало наиболее важными, могло эту модернизацию осуществить. Понятно, что достигалось это ценой разрушения других секторов.
Либеральная идея опять появилась в последние годы существования СССР, и в этот период она уже имела значительно больше шансов на реализацию, ибо это уже была страна с городским населением и с каким-то подобием среднего класса. Моя книга подводит к этому моменту, но не рассматривает последнее десятилетие. Она подводит к 1990 году или даже к 1985-му. Для меня важно было поставить диагноз, ведь лечение начали, не поставив диагноза. Еще в 80-е годы я говорил Шаталину, что нет диагноза, надо собраться, обсудить, от чего же лечить. Но тогда все так спешили, что было не до диагноза. Я попытался в какой-то мере восполнить его отсутствие своей книгой. Когда говорят, что из либерального проекта в России ничего не вышло, я с этим категорически не согласен. Разумеется, потери были очень велики, но разве не изменилось коренным образом положение каждого из нас? Нельзя было и ожидать, что все сразу выиграют от реформ.