Долгое время они держались в основном «по ту сторону Геракловых столпов», не смешиваясь со «всеми теми, кто жил по сю сторону». Лишь некая внезапная катастрофа, думали они, видимо, гибель их острова от извержения вулкана или землетрясения (как погиб несколько веков назад близкий к Египту Санторин), погнала этих людей к берегам Египта, где они были разбиты и рассеяны, ибо, как заявил в конце своего отрывочного рассказа Платон, «бог богов… помыслил о славном роде, впавшем в столь жалкую развращенность, и решил наложить на него кару».
Слишком фантастично, скажете вы. Но не торопитесь. Вспомните, сколько небылиц европейцы не далее как в средние века рассказывали об Индии, стране, куда какому-нибудь викингу или ганзейцу было добираться так же трудно, как жителю Саиса на Гельголанд или в Стоунхендж. Известия о далеких странах приносили посредники-толмачи, умевшие изъясняться почище «испорченного телефона», а непонятное дополняла фантазия. Так родилась Атлантида.
Конечно, Платон дотошно записал известный ему рассказ, но строгой веры ему подобало не больше, чем его современнику Аристотелю, утверждавшему, например, строго научно, что «у речных угрей нет пола, нет икры, молок; их порождают недра моря». Из тех же «недр моря» взялись «народы моря» – воинственные европейцы, памятью преданий превращенные в атлантов.
Лауреаты журнала ««Знание – сила» 2001 года
Геннадий Горелик -
давний и непременный автор нашего журнала. Опубликовав целую серию портретов замечательных ученых и и стори ко-физических очерков, вышел на «большие формы», издав книгу об Андрее Сахарове (о ней – в №№ 1 и 5). Также не могли не привлечь внимания читателей его статьи «Gloria mundy» о безвременно погибшем выдающемся ученом М. П. Бронштейне (№ 7) и «Две параллели между тремя перпендикулярами» – о новом взгляде на «отцов» водородной бомбы (№ 9).
Кирилл и Наталия Ефремовы –
выпускники МГУ, читают лекции студентам-психологам. Свои рассказы всегда создают вместе (даже если подписано одним именем). Задача одного соавтора – рождать необычные идеи и такой же текст, другого – терпеть этот шум, в нужные моменты изумляться или хмуриться и по первому требованию давать любые сведения про обезьян.
Андрей Юрганов -
историк, профессор, ученик знаменитого Кобрина, сегодня – один из самых талантливых и ярких исследователей истории и культуры средневековья Руси. Обратившись к дневникам Степана Борисовича Веселовского, он явил лучшие и интереснейшие стороны таланта не только автора дневника, но и свои собственные.
Татьяна Царевская -
по образованию историк, по профессии – архивист. Несмотря на свою молодость, двадцать лет провела на Пироговке, 17 – в Центральном архиве. Последние десять лет занимается изданием архивных документов, считая свое занятие самым важным и интересным. И если бы это не было профессией, делающей счастливой, говорит она, это было бы счастливым хобби. Кстати, кое-что из документов, прежде чем попасть в книги, попадает на наши страницы. За что Татьяна Царевская и стала лауреатом.
Доколе будем терпеть глумление над нами?..
Игорь Андреев
Кажется, никогда за всю историю отечественного книгопечатания на читателя не обрушивалась такая лавина книг. Книги го истории в этом лавинном потоке занимают не последнее место. Однако обилие не радует. Очень скоро становится ясно, что большинство романов скроено по общим меркам и похоже друг на друга, как пироги одной выпечки. Бороться с этим бедствием бесполезно. Зуд писательства приобретает эпидемический характер.
Но – нет худа без добра. Широкие массы обретают уверенность в собственном даровании. Теперь каждый может внести свой скромный вклад в литературу.
Для доказательства мы предлагаем вниманию читателя вариант остросюжетного историко-эпического романа, построенного в полном соответствии с утвердившимися ныне канонами. В романе, как и положено, есть грозный и справедливый государь, представители элиты (патриоты и изменники) и протестующие, но патриотически настроенные выдвиженцы из угнетенных масс.
Для удобства роман можно отнести как к допетровской России, так и к послепетровской – кто как пожелает, поскольку разницы нет никакой (для романа из жизни XVIII века надо лишь изменить некоторые слова, что сделано для наглядности в представленном тексте).
Достоверность романа обеспечивают строго научные комментарии (они всегда производят впечатление), которые даны в сносках. Таким образом, наш эпохальный образец несет не только высокую эстетическую, но и познавательно-образовательную нагрузку.
На переломе. Роман из жизни Московского царства (Российской империи)
Царь (император) хмуро сидел на троне, выщипывая бороду (теребя голый подбородок) и сверля бояр (сенаторов) гневными очами (глазами).
– Так как же, бояре (господа сенаторы)? Доколе будем терпеть глумление над нами немцев?!
– Куда нам с ними, государь (ваше величество), тягаться, – простодушно встрял (произнес) боярин (сенатор) князь Федор Иванович Долгополов, известный космополит[1] и хапуга. – Весь дефицит[2] чрез них, проклятых, идет. Три шкуры дерут (ассигнациями), а деваться некуда – надо терпеть.
– Может тебе, Федька, и сподручно терпеть, а нам не с руки, – вспылил гордый князь Василий Михайлович Химки-Ховрино. – Вели, государь (ваше величество), немцев с царства (из империи) выбивать и нашим товаром жить.
Долгополов раскатисто рассмеялся.
– Совсем ополоумел князь! Да где это видано, чтобы мы нашим товаром жили?! Чай[3] , не варвары какие, XVI (XVIII) век за окном. Ты, князь, видать ум свой в кабаке (трактире) пропил, раз такое плетешь.
Пикировка бояр (господ сенаторов) вывела царя (императора) из себя. Он хватил посохом по полу (кулаком по столешнице) и закричал:
– Стыдитесь! Лаетесь, аки псы, когда немцы державу нашу растаскивают[4] . За такую вашу дурь в опалу вас, на дальнее воеводство (губернаторство). Тебя, Васька, в Астрахань, тебя, Федька, в Архангельск. Вон с глаз моих!
Вельможи, горько плача и скаредно (по-французски) ругаясь промеж себя, отправились в ссылку. Наступила тягостная тишина, которая бывает только при абсолютизме (просвещенном абсолютизме), и лишь думный дьяк (тайный советник) Агей Крюк, человек умный, но со связями, осмелился нарушить ее.
– Немцы ловки, слов нет, но и у нас на их заморский товар свой есть. Прикажи, государь, и мы их квасом сомнем.
– Ой, ли? – хором засомневались погрязшие в консерватизме бояре (сенаторы).
– Истину говорю! Что их прокисшее вино против нашего квасу, особенно клюквенного или медового? До самой Гишпании (Испании) квас повезем и рынки повоюем.
Царь (император) обрадовался. Хоть и скуповат был, а тут не устоял, расщедрился, – одарил Крюка ласковым взглядом (орденом).
– Дело говоришь, Агей! Вот вам мой указ. Везти квас за море, штурмом брать немецкие животы!
Английский шпион и посол граф Кальве, тайный приверженец пуритан[5] , принимал на Старом Посольском дворе в Москве (в посольском особняке в Петербурге) французского посла и шпиона маркиза Вискаса. Оба смертельно ненавидели друг друга, особенно после того, как граф выиграл у маркиза в дурака конюшню в самом центре столицы. Но на этот раз политические соображения перевесили мелкие дрязги.