И первая, и вторая особенности такого режима предопределили особую необходимость отслеживать всеми возможными способами общественные настроения. Вот для этого-то буквально с первых лет советской власти и создавалась разветвленная всеобъемлющая система политического контроля.
В 1921 году был создан Информационный отдел ОГПУ, материалы для него представляли и другие отделы, например особый, секретный, контрразведывательный, восточный. В 1931 Информационный отдел вошел в состав секретно-политического отдела, а в годы войны его функции выполняло Третье управление НКВД СССР.
Таким образом, уже с 20-х годов для советского политического руководства готовились еженедельные и даже ежедневные сводки о настроениях в губерниях, объемные сводки «О политическом состоянии и экономическом расслоении деревни», о низовом советском аппарате. А верхушкой этой огромной пирамиды были ежемесячные обзоры политико-экономического состояния СССР в масштабах всей страны.
С середины 30-х годов подготовка таких обзоров прекратилась, их заменили спецсводки или спецсообшения. Их обычно готовили по какому-либо случаю: выступление Сталина, решения партийного съезда, заключение международного договора, политический процесс или выборы. И составлялись они по традиционной схеме: вначале вывод о массовой поддержке того или иного решения, дальше – примеры «негативных», «враждебных», «фашистских» или «пораженческих» высказываний, причем часто в этот разряд попадали жалобы на цены, снабжение, уровень жизни в целом или осторожные (и вполне обоснованные) сомнения в результативности каких-то решений или в справедливости советской пропаганды.
Как же собиралась эта информация? Существовал весьма многочисленный аппарат осведомителей. В каждом государственном, общественном, кооперативном и частном учреждении создавались так называемые бюро содействия ГПУ, члены которых должны были систематически записывать информацию о всякого рода явлениях антисоветского характера и периодически представлять ее в ГПУ. До сих пор все сведения об агентурной сети ОГПУ остаются засекреченными, но вот интересный факт: осенью 1941 года часть этой сети была переведена на нелегальное положение на случай, если немцы займут города и области. Эта часть составила по Москве 553 человека и по области 676 человек.
А в самые первые годы советской власти существовала система перлюстрации, которая постоянно совершенствовалась и расширялась. Материалы, полученные с ее помощью, регулярно представлялись высшему руководству страны, эта практика была заведена еще В.И. Лениным. Если в 1918-1920 годах цензоры выписывали лишь по несколько наиболее характерных фраз, то в 1924-1925 годах, отмечает современный исследователь, «письма копировались достаточно подробно: переписывалось все, что представляло интерес для информации о политических настроениях населения. Амплитуда выписок была широкой: условия повседневной жизни, обстановка в учебных заведениях, на предприятиях и в учреждениях, деревнях и воинских частях, сообщения о происшествиях и преступлениях, отношение к властям и их деятельности, суждения об образовании, культуре, религии и политике. Советская власть очень хотела знать подлинные настроения, мысли и чувства народных масс, не ограничиваясь тем, что высказывалось на собраниях, и материалами официальной печати».
Особый размах система перлюстрации получила накануне и в годы Второй мировой войны, только за ноябрь 1941 военная цензура Москвы и Московской области проверила 5132374 письма (то есть 100 процентов всех писем, отправленных на фронт и с фронта), причем было конфисковано 6912 писем, частично вычеркнут текст в 56808 письмах.
«Отношение крестьян к слухам о войне, проникшим в деревню не через нашу прессу, а извращенными обывательщиной и антисоветскими группами (на Украине – бывшими врангелевцами и петлюровцами, на Юго- Востоке и Кавказе – офицерством, духовенством и прочими), следует признать для большинства губерний отрицательным. Более спокойно и благожелательно к советской власти отнеслись в данном случае только немногие губернии, более промышленные, где произведена была соответствующая агиткампания. Наоборот, в ряде других губерний обозначается тенденция среди более состоятельных групп крестьянства: в случае войны использовать ее для выступления против советской власти» (апрель-май 1923 года).
Вторым важнейшим каналом получения информации о настроении общества (помимо органов безопасности) были сводки и обзоры партийных органов: отделов ЦК; докладные записки инспекторов ЦК; информационные материалы, поступившие из регионов; перечни вопросов, заданных в ходе собраний или лекций; стенограммы собраний; сводки писем.
Уже в апреле 1919 года по решению VIII съезда РКП(б) для сбора и анализа информации, поступавшей от местных парторганизаций, был создан Информационный отдел ЦК.
Чуть позже, в сентябре, был образован отдел особой информации Совнаркома, ВЦИК и ЦК РКП (б) при РОСТА (Российское телеграфное агентство), который собирал сведения об отношении населения к советской власти, используя, помимо РОСТА, материалы ВЧК и другие.
В конце 1920 года информационный отдел был преобразован в подотдел Организационно-инструкторского отдела. Но в апреле 1924, в период борьбы с «новым курсом» Л.Д- Троцкого, он был воссоздан, как говорилось в решениях XIII партконференции, для лучшей постановки «информации о деятельности ЦК и внутрипартийной жизни вообще». В 1939 году он уже в виде сектора вошел в только что созданное и печально знаменитое Управление пропаганды и агитации.
Обкомы и горкомы получали материалы из райкомов партии, которые имели своих информаторов. В этой роли выступали секретари первичных парторганизаций и так называемые нештатные информаторы, которые работали «на общественных началах», по зову сердца.
Доносительство с самых первых лет советской власти стало неотъемлемой частью жизни. Это культивировалось, насаждалось, за это можно было что-то получить, иногда очень солидный куш – квартиру, прописку хорошую зарплату, расположение начальства. На крупном предприятии таких информаторов могло быть несколько; причем они, как правило, давали сведения не только о деятельности парторганизаций, но и о высказываниях, услышанных в частных разговорах, сообщали даже о слухах, сплетнях. Партийными информаторами выступали и сотрудники спецотделов, а иногда и нештатные сотрудники органов безопасности. Но и этого было мало.
Обзоры и сводки о настроениях готовили Главное политическое управление РККА и ВМФ, а также органы ВЛКСМ, ВЦСПС, государственные органы, в частности прокуратура, и так далее.
Аппарат Верховного Совета СССР, в том числе секретариат председателя Президиума Верховного Совета М.И. Калинина, составлял обзоры поступивших жалоб. Обзоры поступивших писем представляли редакции крупнейших газет.
Если в США уже в 1935 году, в Великобритании в 1937, во Франции в 1939 начали работу институты Гэллапа, проводившие риулярные опросы общественного мнения, давая тем самым довольно объективную, а главное – динамичную и открытую картину в том числе и по вопросам внешней политики, то в СССР ничего подобного не было, потому что главным недостатком советского доносительства было отсутствие каких-то статистических данных, закрытость, засекреченность. В отличие от грамотных социологических опросов, советские информационные материалы не позволяли представить удельный вес тех или иных настроений в обществе.
«Освобождение Тихона внесло в жизнь церкви большое оживление. Оно заставило обновленцев с ВЦС во главе усилить свою деятельность ввиду опасения возвращения Тихона к власти. Факт освобождения Тихона и раскаяние его перед советской властью привел в тупик черносотенное духовенство и монархические круги как в России, так и за границей. Начинают распространяться слухи, что Тихона заставши подписать раскаяние силой, что он сошел сума.
В силу этого «патриаршая» деятельность дальше Донского монастыря пока не распространяется».