Реальный, но не осознаваемый выбор для народов СССР был в годы войны лишь в том, чтобы сменить одну диктатуру на другую, некоторым казавшуюся менее жестокой. В этом отношении характерен пример некоторых северокавказских этнических и социальных групп, искренне приветствовавших Гитлера и немцев как освободителей от векового российско-советского и большевистского ига.
Не надо забывать, что Российская империя была колониальной державой. Многие ее народы ощущали себя такими же угнетенными и бесправными, как и народы английских и французских колоний в Азии и Африке. Народы Кавказа и Средней Азии, видя в Советской власти наследницу империи, не прекращали борьбу и в 20-е, и в 30-е годы, в основном под исламскими и сепаратистскими лозунгами. Закономерно, что германские войска некоторые кавказские горцы встретили как своих освободителей. Справедливости ради необходимо заметить, что о преступлениях Гитлера те же карачаевцы или балкарцы, преподнесшие Гитлеру золотую сбрую, не имели ни малейшего понятия.
Издававшаяся в Берлине газета северокавказских коллаборационистов «Газават» выходила под лозунгом «Аллах над нами – Hitler с нами». Этот лозунг отражал реальные чувства многих представителей кавказских народов. Аналогичным образом в Италии и Франции партизаны-коммунисты боролись и умирали с именем Сталина на устах, не ведая о его преступлениях.
Для многих северокавказских народов вспыхнувшая с новой силой после начала войны партизанская борьба стала естественным продолжением восстания 1930 года, жестоко подавленного советскими войсками. «Газа ват» публиковал очерки истории сопротивления Советам на Кавказе. Так, в номере от 11 августа 1943 года в передовице «Мы отомстим!» некто Гобашев задавал товарищам по борьбе риторический вопрос: «Не нам ли мстить, когда наш родной Кавказ за годы большевистской ежовщины похоронил в тюрьмах НКВД 46000 лучших своих сынов, наших братьев и отцов». И там же отмечалось: «В июне 1941 года в горах Кавказа прозвучала радостная весть: Германия начала войну против большевиков, Германия протягивает руку братской помощи угнетаемым большевиками народам Восточной Европы. Опустели аулы Карачая. Сотни, тысячи карачаевцев ушли в горы и там под руководством Кады Байрамукова организовали повстанческие отряды. Крупнейший из этих отрядов, непосредственно руководимый Кады, вскоре вырос до 400 человек. Далее, когда фронт был еще далеко, карачаевцы-повстанцы уже вели мужественную борьбу против большевиков, которым приходилось держать в Карачае многочисленные гарнизоны. Когда же фронт приблизился к горам Кавказа, действия руководимых Кады Байрамуковым повстанцев настолько активизировались, что они смогли отрезать для красных все пути отступления, в частности, Клухорский перевал, через который несколько тысяч красных пытались уйти в Сванетию. Сотни убитых комиссаров (не во исполнение преступного гитлеровского приказа о ликвидации комиссаров, а из-за искренней ненависти к ним местного населения. – Б.С.), тысячи пленных красноармейцев, большие отары отбитого у отступающих большевиков скота, огромное количество воинского снаряжения и оружия – таковы были трофеи повстанцев. При активной помощи карачаевцев германские войска заняли Карачай обходным движением без единого выстрела. По тропинкам, известным только сынам гор, вошли германские солдаты-освободители в аулы». Подобные примеры мы находим у карачаевцев и балкарцев, татар Крыма и калмыков, чеченцев и ингушей. Точно так же сотрудничали с Германией, Италией и Японией многие арабские и индийские националисты, после достижения независимости почитавшиеся как герои национально-освободительной борьбы.
Семиряга развеивает миф о коллаборационизме Украинской Повстанческой армии, справедливо отмечая, что «руководство ОУН и УПА недвусмысленно осудило тех украинцев, которые действительно сотрудничали с гитлеровским оккупантами». Он приводит многочисленные факты борьбы ОУН как с советскими войсками и партизанами, так и с германской армией и полицией, и доказывает, что программные установки ОУН носили в целом социалистический характер.
Следует подчеркнуть, что в подпольных изданиях ОУН периода германской оккупации, в отличие от публикаций РОА и РОНА, нет даже намека на антисемитизм, равно как нет и русофобии.
Отмечу, что, на мой взгляд, термин «коллаборационизм» в равной степени применим как к той части населения, что сотрудничала с немцами и их союзниками (например, поданным штаба группы армий «Центр» вермахта, весной 1942 года во вспомогательных, санитарных и иных тыловых частях группы служили около 900 тысяч советских граждан), так и к тем жителям Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии, Западной Украины, Западной Белоруссии, а после 1944 года – Польши, Восточной Германии и других стран Восточной Европы, которые сотрудничали с СССР Ведь, по сути, они ничем не отличались от сотрудничавших с немцами русских и калмыков, татар и чеченцев и тех же украинцев и эстонцев, латышей и белорусов.
Семиряга рисует впечатляющие картины расправ над коллаборационистами в конце войны и в первые послевоенные месяцы. При этом он опирается на книгу германского историка В. Брокдорфа «Коллаборационизм или сопротивление» (1968). Некоторые цифры оттуда вызывают большие сомнения. Трудно поверить, например, что в Италии партизаны в ходе послевоенных самосудов уничтожили от 200 до 300 тысяч фашистов.
Можно согласиться с основным выводом Семиряги: «Экономические трудности, политическая нестабильность и нарушение моральных устоев в обществе привели к тому, что часть населения искала защиту у агрессивных фашистских режимов Германии и Италии». Надо только добавить, что другая часть населения искала защиты у коммунистического Советского Союза.
Село Озерко и его обитатели
А.Трофимов
Разумеется, в Озерке никакого озерка нет.
И, тем не менее, летом 2001 года группа фольклорной экспедиции РГГУ во главе с ее бессменным руководителем Андреем Борисовичем Морозом туда отправилась. Речка или озеро, конечно, не основное требование, предъявляемое к деревне, куда мы направляемся, но летом, когда температура на Русском Севере держится около 30, водоем очень желателен.
Но ничего не поделаешь – мы поехали. От здания сельской администрации села Архангело, в котором мы работали в 1995 году, нас сопровождала заместитель председателя сельсовета По ее словам, она «на Озерке» никогда не была, но село хорошее. Магазин есть, если что-то будет надо – скажите, туда привезут.
Шесть километров, и мы в нашем селе. Заведующая клубом, в котором мы поселились, Таня, сказала, что молодежь здесь веселая, не отстанут. В общем-то это ничего не значит, как раз наоборот, когда предупреждают, тогда ничего страшною не случается. Но мало ли. Гости могут изводить мужской состав экспедиции требованиями познакомить их с девушками, предложениями выпить с ними или заманчивыми коммерческими предложениями, типа «я тебе дам бочку (настоящую, деревенскую бочку!), а ты мне-деньги на водку». Такого рода разговоры на любую из перечисленных тем длятся иногда не по одному часу и жутко выматывают.
Мы стали обустраиваться. Девушки обошли почти всю деревню, благо она оказалась действительно не очень большая, принесли кастрюли, ведра и сковородки, кое-где договорились о том, что придут завтра опрашивать. Нашли «фермера», который продавал молоко.
До речки Шолтомы (или Шолтомки, как ее здесь называют) идти два километра. Сопровождаемые детьми, сходили на речку, искупались. Глубина – в одном месте по грудь, но не более того. Но дети уверяют, что здесь водится рыба. Странно.