Представляется, что согласовать все эти данные можно только одним путем – признать, что разные отделы нашего мозга и даже разные его уровни деятельности имеют «свое» время и в каждом из них «настоящее» имеет разную длительность. Нашей речью (и, стало быть, восприятием стихов) заведует, как считается, левое полушарие, а музыкальным восприятием, как считается, – правое, и мы видим, что «единицы времени» у них действительно разные. Наши сознательные действия управляются сознанием, а инстинктивные – подсознанием, и у этих уровней тоже свои единицы «настоящего».
А ведь есть еще такие состояния, как медитация или, по-простому, глубокая и сосредоточенная задумчивость, и что тогда? Об этом задумался известный врач-психиатр Оливер Закс, автор замечательной книги о психических расстройствах «Человек, который принял свою жену за шляпу», и задумался так глубоко, а было это в плавательном бассейне, что когда он вылез оттуда, весь окоченевший, оказалось, что прошло несколько часов, но ему самому показалось, что миновало всего четверть часа.
Вот вам размах нашего восприятия «настоящего» – от тысячных долей секунды до нескольких часов. Не случайно двое ученых, Пенелопа Льюис и Винсент Уолш, опубликовавшие недавно в журнале «Current Biology» обзор по истории изучения человеческого восприятия времени, так подытоживают важнейший результат соответствующих исследований: «Можно думать, что в нашем мозгу существует множество различных нейронных «часов». Измерение интервалов различной продолжительности или связанных с различными типами поведения, по-видимому, производится расположенными в разных местах и по- разному действующими нейронными сетями».
Теперь мы можем задуматься над еще более интересной загадкой: а как воспринимают время не разные участки, а разные мозги? Одинаково или по-разному? От чего это зависит?
Вопрос этот давно волновал широкую общественность, отражением чего стали многочисленные рассказы о всякого рода существах с особым течением времени. Например, некий геолог якобы обнаружил в приднепровской степи три огромные неподвижные фигуры из камня – мужчина, женщина и ребенок – и отколол от ноги ребенка каменный кусочек, а через год снова побывал там и увидел, что фигуры изменили положение: родители склонились к раненому сыну. Через год!
Однако и рядом с нами имеются разные животные и прочие существа, длительность жизни которых отличается от нашей. Скажем, мышь живет два года, означает ли это, что для нее эти два года – как для нас наши семьдесят?
Как ощущают эти животные свое время «психологически»? Это, очевидно, зависит от «скорости мысленных процессов», то есть в конечном счете от того самого «субъективного восприятия времени», о котором мы столько рассуждали выше.
Разное ли это восприятие? Некоторые ученые считают, что нет, одинаковое. Они думают, что «скорость мысли», или наше «внутреннее время», определяется какими-то фундаментальными особенностями мозга, которые сформированы в ходе эволюции жизни на Земле. Поскольку условия этой эволюции для всех ныне живущих существ были одинаковы, говорят они, то и «скорость мысли» или «восприятие времени» тоже должно быть у всех одинаковое независимо от «физической» скорости жизни.
Есть, однако, возражения. Американский психолог Стюарт Альберт утверждает, что «скорость мысли» и, соответственно, восприятие времени могут меняться даже у одного и того же существа. Он помещал своих подопытных в закрытую комнату, где ход всех часов был искусственно ускорен или замедлен, и увидел, что по истечении достаточного времени движения и скорость реакций членов «ускоренной» группы стали ускоренными против нормы, а у членов «замедленной» группы – замедленными. Стало быть, стрелки наших часов могут в какой-то степени управлять нашим восприятием времени!
Надеюсь, теперь, вернувшись к этим стрелкам, вы уже будете смотреть на них с уважением: они ведь не просто так, оказывается, скачут, а со значением. Их движение таит в себе глубокие загадки. Даже настоящее, как мы видели, не всегда и не для всех одно и то же настоящее. А как же тогда обстоит дело с «прошлым» и «будущим»?
Это очень важный вопрос. Ведь вместе с «настоящим» «прошлое» и «будущее» образуют ту ось, вдоль которой располагается вся наша человеческая жизнь. Сознание человека устроено так, что воспринимает эту ось как непрерывную последовательность неких точек, или «моментов», совокупность которых как раз и составляет то загадочное «нечто», которое мы называем словом «время». Стоит, однако, всмотреться повнимательнее в это привычное и вроде бы понятное слово, как тотчас хочется горестно воскликнуть вслед за святым Августином, этим великим мыслителем раннего (IV век новой эры) средневековья: «Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю».
В одиннадцатой книге своей знаменитой «Исповеди» Августин сам блестяще разъяснил, в чем, собственно, состоят эти его затруднения. Взять хотя бы то «настоящее», о котором мы говорили в прошлой главке. Глянем на него с целью дать ему строгое логическое определение. При таком подходе оно сразу оказывается каким-то странным и неуловимым.
В самом деле, с одной стороны, вроде бы нельзя отрицать, что оно существует, ведь мы и сами существуем только в настоящем. Но, с другой стороны, нельзя не признать вслед за Августином, что это настоящее существует лишь потому, что тут же исчезает, то есть оно существует, потому что его как бы и нет. «Как быть?» – вопрошал в таких затруднительных случаях Иосиф Бродский.
Этот мучительный парадокс задолго до Августина подметил греческий мудрец Зенон. В своем рассуждении, известном как «Парадокс стрелы», он указывает, что летяшая стрела в каждый данный момент (в «настоящем») находится в некоем конкретном месте, как бы застыв в неподвижности. Но ведь если бы этот момент (это «настоящее») тут же не исчез (не ушел бы в «прошлое»), летящая стрела так бы и оставалась всегда неподвижной.
Вот и Августин, оборачивая это рассуждение с зеноновской стрелы на свойства самого «настоящего», говорит: «Если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то оно было бы уже не время, а вечность». Вечность, по Августину, – это противоположность быстротекущему времени, это некое «вечное настоящее», где «сегодняшний день не уступает места завтрашнему и не сменяет вчерашнего». Пребывать там может только Творец, ибо только он, по определению, неподвластен времени и, по словам Августина, «творит не во времени, а со временем».
В таком чисто философском понимании настоящее есть нечто непрерывно исчезающее, своего рола безразмерная точка, отделяющая то, чего еще нет, от того, чего уже нет, то есть будущее от прошлого. Ну, а что такое сами эти «прошлое» и «будущее», они-то су шествуют?
Следуя за Августином в его анализе времени, мы с неизбежностью приходим к поразительному выводу, что никакого реального прошлого или реального будущего вообще нет и быть не может! «Прошлое» обретает реальное существование только в тот момент, когда мы его вспоминаем, то есть в нашей памяти (в нашей «душе»), а значит – «сейчас», в настоящем. И точно так же «будущее» видится нам лишь в наших предвосхищениях, то есть опять-таки именно в нашей «душе», то есть в настоящем.
Поскольку Августин все сводит к душе, то, как вы сами понимаете, это его блестящее толкование времени крайне субъективно (чтоб не сказать «субъективно идеалистично»). Конечно, Августин не говорит, будто часами нельзя измерять также движение окружающих тел, и не отрицает, что «всякое тело может двигаться только во времени». Но он не согласен, будто «самое движение тел и есть время». В его понимании время – это только категория индивидуального сознания (той самой «души»).