Дима по базовому образованию – математик, но в аспирантуру поступал по специальности «Философская антрополог ия и философия культуры». Специальность выбирал, как он сам признается, «исходя из пламенной любви к истории Античности и Средних Веков», поскольку считает, что в наши дни исследователь этих эпох чувствует себя свободным именно под личиной культуролога, а не традиционного историка. Под мудреным названием его диссертации «Девиантное мышление как фактор культурной динамики» кроется эссе о западноевропейском христианстве и околохристианских ересях.
Они родились в один год, выросли в одном дворе, жили в одном подъезде, ходили в один класс и в одну музыкальную школу, оба сменили первое образование – математика и программирование – на философию, почти одновременно защитились, работают на одной кафедре, в одном университете, обе диссертации были посвящены религии. При этом они не муж и жена, хотя многие читатели уверены в обратном.
– Мы – исключение, – говорит Яна. – Хотя знаем, что в дружбу между мужчиной и женщиной люди сейчас не верят. Впрочем, как и во все времена, если судить по «Запискам у изголовья» одной из моих любимых писательниц, японской фрейлины Сэй-Синагон, жившей в XV веке.
– Почему, на ваш взгляд. современного образованного человека привлекает игра в придуманные альтернативные миры, наполненные волшебством, магическим действом?
Дима: – Магия привлекает и будет привлекать, потому что она существует и действует Наука и магия – это две различные формы знания об устройстве мира и о воздействиях на мир. Магия обычно пользуется языком метафор и качественных соотношений, наука – языком цифр и количественных отношений. Маг ия тяготеет к тому, чтобы быть эзотерическим искусством, а наука, напротив, стала светской, сферой культуры. В XVIII-XIX веках Европу «перекосило» в сторону науки – но не следует забывать, что подобного перекоса тогла не наблюдалось ни в Индии, ни в Китае, вообще нигде больше.
Когда в XX веке стало ясно, что наука поставила мир на грань глобальной катастрофы, но при этом едва ли смогла осчастливить даже «золотой миллиард», о незаслуженно забытой магии вспомнили и она сразу же проявилась в десятках различных жанров. Одним из них стала фэнтези. Лично мне – и как философу, и как человеку, отягощенному духовными и физическими проблемами, – магия исключительно интересна. Я не имею в виду черные европейские «шутки» с восковыми фи!урками и рисованием красных пентаграмм. Интерес представляют восточные и мезоамериканские энергетические концепции человека и мироздания, позволяющие, как минимум, повысить общее «качество жизни» отдельно взятого человека, укрепить здоровье и придать дополнительный импульс творчеству. С другой стороны, магия предоставляет писателю множество ярких образов и новых правил сюжетной игры – как можно пройти мимо?
Яна: – Даже в коммунистические, псевдоатеистические времена магические ритуалы использовались активнейшим образом. Например, парады на Красной площади были организованы как однозначно магическое действо – вождь стоял на возвышении, дружина располагалась внизу и демонстрировала свою «крутизну» громкими криками и ритмичными движениями. Или, например, мумия Ленина в Мавзолее – чем это не некромантия, чем не вуду? Что же касается фигуры мага, которая для фэнтези является ключевой, с этим сложнее. С отчуждением человека от природа личностей подобного «энергетического уровня» на единицу населения становится все меньше, а потребность в «магах», то есть мужественных и способных принимать рискованные, порою этически неоднозначные решения личностях, осталась. Особенно сильна тоска по лидерам такого рода у молодежи. Именно этой потребностью и подпитывается жанр фэнтези. Можно даже сказать, он на ней паразитирует.
– Значит, все дело в разочаровании в науке, прогрессе и так далее?
Яна: – Уже сейчас многим очевидна ущербность апологетики технического и социального прогресса. Думаю, что жизнь наша мало-помалу дрейфует от прогрессистских обольщений к средневековой простоте, к позитивному Новому Средневековью, о котором писал еще Бердяев. Полагаю, на подходе новая, посттехнологическая эра, эра возвращения к биоэтике, к простоте отношений, к природе, к исконным религиозным ценностям. А фэнтези помогает этот процесс осмыслять, готовиться к нему.
Дима: – Наша пресная повседневность требует острых приправ. Космическая фантастика – это горчица. Киберпанк – соус чили. Фэнтези – душистая смесь вроде сухой аджики. Если же рассуждать в философских терминах, то сейчас культура переживает острый кризис маскулинности и феминности, хотя на Украине и в России этот кризис выражен слабее, чем в США, например. Так или иначе, мужчине сейчас тяжело чувствовать себя Героем и Любовником, а женщине, соответственно, не менее трудно ощущать себя Героиней и Возлюбленной Подругой. Ну, а фэнтези поставляет прекрасные образцы и того, и другого.
– В отличие от обычного человека вы можете видоизменять реальность по своему усмотрению. Что именно вы меняете?
Яна: – Целые слои реальности. Например, «воюем» с ее технократическим аспектом. Если говорить о роли личности, то в наших романах, в отличие от обычной жизни, конкретная личность может сделать очень многое для своего отечества, для своего мира, для себя. Мы ведь пишем «героические» тексты. Людям приятно чувствовать себя героями. А реальность редко предоставляет им такую возможность.
Дима: – Наши авторские, рукотворные миры ярче и интереснее, но едва ли лучше. Просто мы пишем свои миры крупными, контрастными мазками, в то время как наш мир весь исполнен в полутонах, да еще и затуманен повседневностью.
– Какие основные «страсти», на ваш взгляд, движут людьми?
Дима: – Философский экзистенциализм XX века дает весьма внятный ответ. Это любовь, страх и переживание одиночества. Такие чувства и качества души, как ненависть, зависть, сопереживание, тщеславие, альтруизм, мизантропия и множество других являются либо комбинациями, либо следствиями трех названных «страстей» или, пользуясь профессиональным языком, «экзистенциалов».
Яна: – Я думаю, что основная страсть человечества – развлекаться. Вторая – как можно меньше думать и решать. Ну, и третья – страсть к продолжению рода. А такие «классические» романные страсти, как честолюбие, желание любить, познавать, мстить и повелевать, в современном мире проявлены довольно слабо. Девяносто процентов населения любой «развитой» страны больше всего на свете любит, увы, смотреть телевизор.
– А ваши герои?
Яна: – Наши герои, как правило, крайне влюбчивы, крайне честолюбивы и ужасно любознательны. «Низменные» страсти – а именно жажда удовольствий, азарт и похоть – им, как правило, тоже не чужды. Нередко ими движут страх или инстинкт самосохранения.
Дима: – Однако туг есть тонкость. Я, будучи человеком из плоти и крови, постоянно нахожусь во власти сложной композиции чувств-полутонов. Но обычно фэнтези не терпят такой сложности, здесь на первый план должны выйти обнаженные экзистенциалы и их ближайшие производные. Ненависть, метафизический ужас перед потусторонним, демоническая жажда власти, плотская страсть, тщеславие воина, любовь – в общем, сильные чувства сильных людей. Как у Софокла или, скажем, у Виктора Гюго.
– Что же такое любовь?
Яна: – Жертвенное, самоотверженное чувство, а не синоним «привязанности», как сейчас. Любовь в современном мире чрезвычайно редка, даже самая обыкновенная, при постоянной занятости у людей попросту не остается энергии.