В этой диаде мать творит своего ребенка как личность, а ребенок существенно влияет на поведение матери. Американский психолог М. Коул в статье «Зона ближайшего развития, где познание и культура творят друг друга» показал, что взаимодействие ребенка с матерью, которое обеспечивает его развитие, обладает специфическими чертами. Мать инициирует поведение ребенка, побуждает его к содействию. Они вместе решают задачи разного уровня сложности, причем мать подбирает такие, которые были бы по плечу ребенку. Наконец, они не просто решают эти конкретные задачи, но и отбирают именно культурно предпочитаемую стратегию такого решения. Со временем эти стратегии преобразуются из культурно предпочитаемых в индивидуальные.
Р. Харре полагает, что психологический симбиоз – не исключительный феномен, а обычное проявление социальной жизни. В самой обыденной ситуации: мать с больным ребенком приходит к врачу – врач, естественно, взаимодействует в реальности не с ребенком, а именно с симбиотической диадой, понимая, что мать участвует в создании психологической основы действий ребенка.
Полагаю, симбиотические диады существуют и в других видах взаимодействия людей: например, вполне возможна диада «врач – больной». Но прежде всего такую диаду могут составить – или не составить – муж и жена.
По большому счету, семья, где Он и Она неразрывны и оба обретают сверхчувственные качества, – это один человек. Индикатором такого состояния может служить идеализация любимого человека. Всегда найдутся добрые люди, которые поспешат «открыть вам глаза»: что вы, он слегка горбат, у него глаз дергается. И кто-то посоветует: надо трезвее относиться к жизни, как бы расплачиваться не пришлось… С позиции леонтьевской теории деятельности, с позиции Выгодского я берусь утверждать, что в психологическом симбиозе любящих друг друга людей каждый из них реально наделяется теми качествами, которые ему приписаны. Они реально становятся «самыми- самыми- самыми», это не менее реально, чем стол, за которым я сейчас сижу. Семья – конструируемая, создаваемая реальность; как мать в каком-то смысле «конструирует» ребенка, так и семью двое создают совместными усилиями и в семье – конструируют себя и друг друга.
Наконец, постоянно путают любовь и секс. Они могут совпадать, и тогда – возможность практически полной самореализации личности. Но это принципиально разные психологические реальности, есть резкое различие между ними: секс насыщаем, а любовь не насыщаема.
Хороших отцов не бывает – таков закон; мужчины тут ни при чем – прогнили узы отцовства. Сделать ребенка – к вашим услугам; иметь детей – за какие грехи? Останься мой отец в живых, он повис бы на мне всей своей тяжестью и раздавил бы меня. По счастью, я лишился его в младенчестве. В толпе Энеев, несущих на плечах своих Анхизов, я странствую в одиночку и ненавижу производителей, всю жизнь незримо сидящих на шее родных детей… Поспешное исчезновение отца наградило меня весьма ослабленным «эдиповым комплексом»: никаких «сверх-я» и вдобавок ни малейшей агрессивности. Мать всецело принадлежала мне, никто не оспаривал у меня безмятежного обладания ею; я не знал, что такое насилие и ненависть, был избавлен от горького опыта ревности… Против кого или чего мне было бунтовать? Ничья прихоть ни разу не пыталась диктовать мне правила поведения.
Жан-Поль Сартр.
«Слова». Парт,; 1964
Наша семья – какой разгул великодушия: дед дает мне средства к жизни, я даю ему счастье, мать жертвует собой ради всех. Теперь, по зрелом размышлении, только одно ее самопожертвование и кажется мне непритворным, но в ту пору мы были склонны обходить его молчанием… Жизнь наша – вереница церемоний, и все наше время уходит на воздаяние взаимных почестей. Я чту взрослых при условии, что меня боготворят; я правдив, откровенен, ласков, как девочка. Я благонамерен, доверяю людям, все они добры, ибо всем довольны. Общество рисуется мне строгой иерархией заслуг и полномочий. Тот, кто находится на верхних ступенях лестницы, отдает все, что имеет, тем, кто находится внизу…
Жан-Поль Сартр.
«Слова». Париж., 1964
И опять вопрос: дает ли современная семья необходимую неограниченность, безмерность расширения собственного Я, что соответствовало бы никогда не насыщаемой потребности? Если да – это та линия культуры, у которой широчайшие перспективы.
Трудно, да и вряд ли имеет смысл, рассуждать о семье вообще. Семья в армянской культуре – одно, в русском сельском регионе – другое, семья в казачьем сообществе – это третье. Безусловно, есть какие-то общие, повторяющиеся характеристики, но все же, говоря о семье, не учитывать этносоциальный контекст было бы очень опрометчиво. У нас огромное количество разных российских семей, о которых мы опять же мало знаем. Московская и питерская; семья нового русского и «быдлкласса» с чисто прагматической структурой отношений: они строятся исключительно на «дашь на дашь», и муж платит жене за каждую интимную ночь; три месяца платил, потом разорился, и она ушла; это было на самом деле, в прессе описан такой случай.
Семьи существенно различаются по тем мотивам, по которым они были созданы и которые их «держат». Я полагаю, именно в этом отношении семья стала гораздо более вариативной, более разнообразной.
Как мне кажется, хотя это и звучит парадоксально, нарастает число «романтических» семей, когда поиск счастья становится главной семейной ценностью. Думаю, второй по распространенности мотив-бегство от одиночества. Объявления в газеты знакомств дают чаше всего не из-за сексуальной озабоченности, а именно в попытке убежать от одиночества. Наверное, общее расширение свободы личности, пространства для ее саморазвития увеличит число браков, прежде казавшихся невозможными: само слово «мезальянс» отойдет в прошлое. Например, ему 30 лет, а ей – 50. Обыденное сознание освоит новые для себя понятия: психологическое время личности и психологическое время семьи. Я не буду загадывать на будущее – это раньше мы жили постоянным ожиданием рая.
Отец и мать, деды и бабки были для нас в детстве не только источниками и центрами любви и непререкаемого авторитета; одни были окружены в наших глазах еще каким-то ореолом, который не знаком новому поколению… В нынешнее время и любовь, и почтительность принимают «облегченные» и «упрощенные» формы.
Сергей Трубецкой.
«Минувшее». Париж, 1989
Одна история болезни за другой констатирует, что пациент имел холодную мать, доминантную мать, отвергающую мать или, наоборот, мать-собственницу и чрезмерно опекающую мать. Они предполагают, что пациенту во времена его младенчества не давали чувствовать себя уютно в этом мире за исключением тех случаев, когда он вел себя определенными способами, несовместимыми с графиком нужд и потенций малыша, да к тому же еще и внутренне противоречивыми. Они также предполагают, что мать подавляла отца, и что хотя он давал больше нежности и понимания детям, чем это делала она, в конечном счете и отец разочаровывал своих детей…
Эрик Эршсон.
«Детство и общество»
А ведь я даровитый человек. Будь возле меня в ту пору любящая женщина – каких только высот я бы не достиг! Но одинокий человек не может всегда хранить веру в себя. Нам надо, чтоб возле нас был свидетель нашей силы – кто- нибудь, кто ведет счет нанесенным ударам, отмечает удачи, неудачи и увенчивает нас лаврами в день победы – как когда-то в школе, в день раздачи наград, получив похвальный лист и стопку книжек, я искал глазами маму в толпе родителей, и под звуки военного оркестра, игравшего туш, она мысленно возлагала на мою головенку, остриженную под машинку, золотой лавровый венок… Впрочем, мамина нежность не заменила бы мне той любви, которая могла бы спасти меня на решающем повороте моего жизненного пути.