Зло, порожденное сталинщиной, не только лишило жизни миллионы граждан, но и формировало, как пишут Есаков и Левина, «людей с подорванной нравственностью и заглушенной совестью. Они стали матрицей, передававшей свою душевную ущербность следующим поколениям. Этот мутный поток дошел и до нас, и он в большой мере определяет крайне низкий моральный уровень современного общества со всеми вытекающими из этого последствиями в духовной и материальной жизни нашей страны». Поэтому книга историков Исакова и Левиной не только познавательна. Она очень актуальна в смысле духовной санации и санитарии. Ибо одна из главных целей авторов состояла в том, чтобы показать на примере суда чести — важного эпизода сталинизма, — как стало возможным и как проводилось это, по словам историков, «массовое душевредительство». Поставленная историкодокументальная задача превосходно выполнена.
Что касается исследований биологов Роскина и Клюевой, то я вполне согласен с основным выводом книги, что в сложной научной судьбе открытия трипаносомной биотерапии рака еще не сказано последнее слово. Результаты клинических испытаний препарата круцин «достойны внимательного изучения, опыт применения — серьезного анализа и корректировки терапевтических схем с позиции сегодняшнего уровня экспериментальной биологии и онкотерапии».
Книжный магазин
Эдуард Вирапян
К.Г. Доусон. Боги революции. СПб.: Алетейя, 2002.
Когда у Анджея Вайды после премьеры «Дантона» спросили, почему он решил снять фильм о Французской революции, а не о русской, он ответил, что его не интересовала революция в России, его интересовала революция во Франции, ибо в России до конца ничего не происходит, а во Франции все происходит до конца. После того как картина провалилась, Вайда добавил в шутку, что надо было снимать фильм о русской революции, тогда картина провалилась бы не полностью.
Нечто подобное испытываешь и при чтении книги Доусона. Неужели и его ситуация в чужой стране могла привлечь тем же, что и Вайду, когда в его собственных пределах такой революции тоже хватило? Другой вопрос, что Англия всегда зорко следила за событиями во Франции. Она давала убежище перебежчикам оттуда, одно время долго воевала с ней, готовила туда не одно вторжение. Революционные события, начавшиеся в 1789 году во Франции, потрясли ее, у Англии были все основания в ближайшие дни разделить участь соседа, но этого не произошло. И, тем не менее, о тех страшных событиях англичане будут помнить и возвращаться к ним в мыслях своих снова и снова. Может, книга Доусона напоминание об этом? Может, она — предупреждение, чтобы этого не случалось?
Сразу замечу, что и в позапрошлом веке среди многочисленных сочинений о Французской революции выделялась книга английского автора Томаса Карлейля, есть и ее русский перевод. Говорят, Диккенс повсюду носил ее с собой вместо Библии, а сам автор сказал о ней, что «сто лет не было у вас книги, которая бы так прямо, так страстно и искренне шла от сердца вашего современника».
Мог ли нечто подобное сказать о своем сочинении Доусон? Вряд ли. И, тем не менее, это одно из самых значительных произведений о Французской революции. Пожалуй, самое интересное в книге — это психологический портрет революции; через ее страницы проходят образы и поступки людей, чья жизнь в большинстве случаев обречена на трагический финал. Между этими людьми существуют серьезные разногласия, они уже начали мстить и преследовать друг друга, но из них никто ни на шаг не отступает от своих революционных идей, тех, к которым они пришли сообща, вместе. Эта портретная галерея любопытна тем, что Доусон ни у кого из них не отнимает права голоса, никому не выносит своего приговора. Он, как точный хроникер, описывает внутреннее движение революции. В то же время, чтобы придать произведению живую игру, автор вводит в него немало таинственного: «По словам революционного журналиста, на каждой улице и в каждой деревне должен был быть свой клуб, где декреты должны были читать и комментировать, как делают это проповедники во время Великого и Рождественского постов. Во многих отношениях клубы унаследовали и впитали в себя традиции масонства XVIII века, которое само распалось под бурей революции».