Вторая книга с характерным названием «Шпион» выпущена совсем недавно Дэйвидом Уайзом, автором нашумевшей в 60-е годы книги-исследования «Невидимое правительство» (о ЦРУ, естественно). Книга рассказывает о многолетних поисках «крота», работавшего на КГБ. Фамилия автора книги переводится как «мудрый», и он особо подчеркивает мудрость своего «героя», который не выдал своей идентичности даже своим заокеанским коллегам.
Речь идет о Роберте Хансене, работавшем на нашу разведку целых 20 лет. Долгие годы ФБРовцы считали, что «крот» сидит глубоко в подвалах ЦРУ, которое с тем же успехом подозревало коллег из ФБР. Хансен возил в багажнике своей машины целый арсенал новейшего автоматического оружия и мечтал ловить шпионов, а его заставляли анализировать сводки и перекладывать бумажки…
Столь необычное для биологической статьи введение автор может объяснить только знакомством с историей долговременного поиска сокрытой истины ДНК. Биологический парадокс ДНК заключается в том, что подобно менделевским рецессивным факторам она постоянно скрыта и проявляет себя лишь в ином обличье ферментов и антител, пигментов и нейромедиаторов, изменении концентрации жизненно важных агентов и субстанций.
Дарвин ошибочно считал, что наследственные признаки родителей сливаются друг с другом в потомстве, поэтому «просмотрел» Грегора Менделя. А ведь почти одновременно с монахом из Брно по соседству, в Швейцарии, Фридрих Мишер выделил «нуклеин». И сейчас студентам – да и людям гораздо старше – трудно поверить, что первую Нобелевскую за нуклеиновые кислоты дали известному в начале прошлого века немецкому биохимику Альбрехту Косселюв 1910 году!
Он знал уже почти все «буквы» генетического кода, установил, что нуклеопротеиды перерабатываются в печени в мочевую кислоту, которая отлагается в суставах, вызывая подагру. В 1932 году Владимир Энгельгардт, будущий академик и директор Института молекулярной биологии, приводил в своей статье, помешенной в Большой медицинской энциклопедии, которую редактировал Николай Семашко, строение последовательности нуклеотидов в цепи ДНК! Говорилось тогда и о рибозе и дезоксирибозе, однако нуклеиновые кислоты делили по источнику их выделения на растительные и животные.
В следующем издании БМЭ Илья Збарский уже использовал в 1958 году сокращение ДНК и упоминал двуцепочечную спираль Уотсона и Крика. И хотя в статье есть слова «согласно принятой модели Уотсона и Крика», биологическая функция главной молекулы жизни трактовалась сугубо биохимически: «Биосинтез ДНК значительно медленнее, чем РНК. Поэтому ДНК довольно инертный компонент клетки в отношении скорости обмена».
Через пять лет. когда американец и англичанин уже достигли триумфа в Стокгольме, БМЭ с упорством, достойным лучшего применения, пишет: «Биологическое значение (ДНК) – главная структурная часть в построении клеточного ядра, осуществляет тонкую регуляцию концентрации Н- ионов». Тем самым поминалась – без упоминания автора – идея Николая Кольцова, имя которого в то время нельзя было называть.
А ведь именно Кольцов послал в Берлин к Фохтам, основавшим в Москве Институт мозга для изучения мозга Ленина и других выдающихся людей, своего талантливейшего ученика Николая Тимофеева-Ресовского. Который в 1935 году публикует вместе с Карлом Циммером и Максом Дельбрюком знаменитую «статью тройки», где описывались результаты сблучения мух дрозофил рентгеном.
Расчеты, проведенные Дельбрюком, показывали, что «трансмутация гена» ограничена кубиком со стороной всего лишь с десяток атомов, что было значительно меньше молекулы белка, которому отводили роль вещества наследственности. На статью обратили внимание три человека: руководитель Рокфеллеровского фонда, предоставивший Дельбрюку стипендию, благодаря которой тот оказался рядом с Лайнусом Полингом и Томасом-Гентом Морганом (автором хромосомной теории наследственности) в Пасадене, пригороде Лос-Анджелеса, где расположен Калифорнийский технологический институт.
Второй был Эрвин Шредингер, рассказы о волновой механике которого слушал в 1926 году в Мюнхене Полинг, открывший альфа-спираль в белках и опубликовавший в 1939 году книгу «О природе химической связи». С которой – книгой, конечно же, – будет потом ходить под мышкой в Кембридже Дж. Уотсон. Шредингер, сбежав из гитлеровской Германии в Ирландию, стал читать в 1943 году таким же изгнанникам и ирландским студентам дублинского Тринити-колледжа курс лекций, который затем оформился в книжку «Что такое жизнь? С точки зрения физика». Она была даже издана у нас в 1948 году, незадолго до знаменитой сессии ВАСХНИЛ. Уотсон писал потом, что на них с Криком эта книга оказала очень большое влияние; именно после ее прочтения он поклялся себе «раскрыть секрет гена».
Сбежал во Францию, а затем в Америку и Георгий Гамов, который на вопрос Молотова, зачем физик берет в Париж с собой молодую жену, «честно» ответил, что хочет купить ей французское шелковое белье, что невозможно сделать без «модели». В Нью-Йорке [амов основал клуб университетских галстуков, число членов которого равнялось 20 – по числу аминокислот в белках. Именно Гамов в шутку предложил – обосновав идею вполне серьезно с помощью комбинаторики – кодировать каждую аминокислоту тремя картами разных мастей. Над ним посмеялись, но он доказывал, что двух кодирующих элементов мало, поскольку они дают из четырех всего 16 комбинаций.
Э. Шредингер упоминал в своих лекциях статью тройки и вполне возможно, что благодаря его «посылу» Энрико Ферми обратил на нее внимание своего сотрудника по лаборатории Сальватора Лурии. Лурия в 1940 году через Париж и Лиссабон – прямо как у Ремарка в его замечательной книге «Тени в раю» – оказался в Америке благодаря своему «пятому пункту». Иммифанты в США вынуждены преподавать (вспомните Набокова, Евтушенко и Аксенова), поэтому Лурия оказался в заштатном университете штата Индиана, где со временем у него появится аспирант-орнитолог А Дельбрюк преподавал в университете Вандербилда. Тоже в общем-то бедствовал и не мог заниматься наукой. Ферми устроил Лурии грант Рокфеллеровского института в Нью-Йорке, о чем итальянец написал Дельбрюку. Так они оба устремились через тернии к звездам, создав знаменитую «Фаговую фуппу» в частной лаборатории Колд-Спринг-Харбора, что на северной оконечности Лонг-Айленда неподалеку от Манхеттена.
Лурия посылает своего аспиранта, а это был 23-летний Джеймс Уотсон, в Кембридж, где в Кингс-колледже собрались Макс Перутц и Джон Кендрью, Фред Сэнджер и Крик, а также Сидней Бреннер (последний получил самую последнюю Нобелевскую премию 2002 года). В общей сложности эта пятерка собрала урожай в шесть Нобелевских!
Молодой и социально незрелый Уотсон попал в чисто английский мужской клуб, где обед с пивом и воспоминаниями о только что прошедшей войне проходил в комнате для старшего «комсостава», куда не допускались более молодые коллеги и уж тем более женщины! В Кембридже учился, мужал и рос в научном азане и Моррис Уилкинс, который научился вытягивать фибриллы ДНК, достаточно тонкие, чтобы «просвечивать» их рентгеном. Однако сам рентгеноструктурный анализ проводила Розалинд Франклин, обладавшая, по мнению коллег, тремя немаловажными недостатками.
Она была красива и привлекательна, эдакая парижская «штучка» с чисто французским шармом, который был чужд британскому мужскому товариществу.
Кроме того, Розалинд была богата и независима – она происходила из семьи еврейских банкиров, а дядя ее был членом палаты лордов. В 1947 году она отправилась в Париж, где к женщинам было совсем иное отношение. Она не чуралась простой лабораторной работы, но в то же время посещала дефиле Диора и быстро восприняла для себя «Нью-Лук» дизайнера. Франклин посещала бассейн с коллегами по работе и ездила с ними в горы. Талант ее в такой благоприятной обстановке расцвел, и к 1951 году она получила уже степень.
Тридцатилетняя исследовательница была к тому же умна и не давала спуску мужланам. Формально ее боссом был Моррис Уилкинс, с которым они вместе учились в Кембридже. Поэтому он не чурался интеллектуального пиратства, пряча ее рентгенограммы ДНК в свой сейф. Именно Уилкинс показал – втайне от Розалинд – знаменитую фотографию Ne 57 с изображением В-формы ДНК, после чего у Уотсона «щелкнуло», и он понял, что две цепи соединяются друг с другом комплементарными парами оснований («букв» генетического кода). Оставалось только написать вместе с Криком письмо редактору «Нейчура», которое и было опубликовано в последнем апрельском номере журнала.