20. Бонапарт никогда не был маршалом! Сначала он был генералом Республики (у которой не было маршалов), а потом он сам «прыгнул» в императоры – и стал других генералов производить в маршалы своей Империи. Кстати, Массена был произведен в маршалы одним из первых – еще в 1804 году, так что в 1805 году ОН – уже маршал.
21. В 1805 году папу еще НЕ арестовали; это произойдет позже – в 1808 году. И привозили его не в Вену, а в Париж – для присутствия при коронации императора Наполеона по французскому обряду. При этом папа никого не «увенчал»: находчивый корсиканский француз сам себя короновал, выхватив корону из рук папы.
Понятно, что все это происходило в соборе Нотр-Дам, а не в соборе св. Стефана (который в Вене).
22. В1805 году Фридрих – не император, а король, притом Прусский! Ни он, ни австрийский император Франц II (кстати – молодой человек, а не старик!) не отрекались от своих корон в пользу Наполеона даже после тягчайших поражений.
23. «Император Запада тут же помирился с императором Востока…» Нуда, тут же! Только после I Польской кампании, после страшной битвы при Прейсиш-Эйлау в 1807 году и после Фридланда, где армия Беннигсена была раздавлена Наполеоном – тогда два императора встретились и ненадолго помирились. Кстати, произошло это в 1807 году на реке Неман – близ Тильзита, а не в Эрфурте.
24. Договорились они тогда не о разделе Турецкого наследства, а о совместной Континентальной Блокаде Англии. Понятно, что цесаревич Константин никогда не правил в Константинополе – а только в Варшаве, где он прижился так, что и в Петербург не хотел возвращаться.
25. Брат Люсьен не получил от Наполеона ничего – кроме высылки из Империи за республиканские убеждения! После этого Люсьен жил в Риме, занимался историей и археологией – а потом перебрался в США.
26. Хитроумный маршал Массена (бывший контрабандист!) не стал ни королем, ни свояком императора Александра. А вот другой наполеоновский маршал – Бернадот – стал королем Швеции (без вмешательства Наполеона) и потом предал своего императора. Его женой стала Дезире Клари – кажется, бывшая возлюбленная Наполеона…
27. Михаил Сперанский никстда не был ни послом при Наполеоне, ни его советником – хотя он понравился Наполеону при встрече в Тильзите. Кстати, графом Сперанский стал гораздо позже – уже при Николае, за составление Свода Законов Российской Империи.
28. Солнечным королем французы называли не неразумного Луи XV («После нас – хоть потоп!»), а Луи XIV. При нем (и при Кольбере) возникла Парижская Академия Наук. Российских ученых в ней, конечно, быть не могло – вплоть до Эйлера, который был ПОЧЕТНЫМ членом ВСЕХ академий Европы!
29. Наполеону и в голову не приходило побеждать Англию научной силой! После неудачи Вильнева на море он поверил в успех Континентальной Блокады – и грубо ошибся в экономике. Англия с флотом, индустрией и колониями устояла в этой долгой схватке до тех пор, пока вся Европа (начиная с Испании и России) не взбунтовалась против Наполеона.
30. Насчет «Просвещенного Императора» – все как раз наоборот! Великие победы и поражения Наполеона запомнились европейцам так крепко, что их до сих пор инсценируют на полях былых сражений. Не только Бородино и Ватерлоо, но и Лейпциг, и Эйлау, и Малоярославец… Где уж помнить о просвещенности столь великого полководца!
Ирина Прусс
Ландшафт в пространстве и пространство без ландшафта
Владимир Каганский в книге «Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство» снова демонстрирует плодотворность парадоксов.
Тотальная централизация всех сторон жизни, недавно бывшая реальностью, порождает тотальные последствия. Их интегральный итог может быть описан экономически, политически, социально, культурно… вот теперь еще и географически.
Статьи, составившие книгу В. Каганского «Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство», написаны в девяностые годы, но задуманы и продуманы много раньше. Это публицистика, основанная на серьезных теоретических разработках, и научная теория, изложенная со страстью публициста (и, что немаловажно, не птичьим языком профессионального внутринаучного общения, а на общекультурном языке). Некоторые из этих статей были в свое время опубликованы в нашем журнале; читатели, несомненно, помнят статью об «Арзамасе-16», Зоне, которую не хотят и не могут покинуть заключенные в ней ученые.
Для географа, осмысляющего типы культурного ландшафта, советское пространство представляет собой зрелише уродливое в своей противоестественности. Культурный ландшафт непрерывен, разнообразен, он стимулирует, организует и сам организуется множеством видов деятельности. Он в принципе не иерархичен, но ценен каждой своей частью, одновременно самостоятельной и связанной со всеми другими: каждой есть, что взять у соседей и что дать им, будь то особое производство или особый образ жизни.
Советское пространство организовано для одной-единственной цели: облегчить управление из Центра – и потому бедно, состоит из пирамиды выстроенных по ранжиру центров разных уровней, подминающих под себя подведомственные территории. Между этими центрами и центриками простирается периферия, вытеснившая провинцию.
В нормальной системе расселения, по Каганскому, провинция – культурно и экономически самодостаточная ее часть, ее балансир и база, с преобладанием местных, укорененных элементов и крепких связей с природой. Периферия же – пространство агрессивного покорения и эксплуатации, грабежа и насилия над природой и людьми, простое до примитивности пространство, предназначенное в основном для одного вида деятельности, но не для жизни, с постоянно меняющимся населением, без истории и без накопления культурных слоев.
Провинция – Долгано-Ненецкий округ на Таймыре – пасла крупнейшее в мире стадо северных оленей, плавила металл по мере потребности, вела разнообразное традиционное хозяйство. Возможно, она справилась бы и с современной манерой добывать никель. Но «Норильский никель», неизвестно кому, во всяком случае, не местному населению подчиняющийся, превратил провинцию в периферию, разрушил все вокруг себя, сделал работников комбината своими заложниками, а следы его грабительской деятельности на космических снимках простираются на сотни километров.
Центр, провинция, периферия, граница – основные увиденные автором типы культурного ландшафта – есть в любой стране: неповторимость каждой составляется их качеством, способами исполнения своих функций и соотношением. Каганский называет советское пространство «невменяемым» именно потому, что при кажущейся целесообразности и рациональности оно не в состоянии исполнять функции культурного ландшафта.
Каскад парадоксов помогает увидеть странность привычной картины.
Центр, стягивающий на себя все функции и все ресурсы, экономические и человеческие, неизбежно вынужден играть роль и границы с внешним миром – при этом хотя бы частично он и становится наименее контролируемой и окультуренной приграничной зоной.
Зуд покорения пространства и постоянной его перестройки-перекройки не позволяет ландшафту существовать самому по себе, по собственным законам и в собственном времени и ритме; все в нем – продукт прошлых переделок и материал будущих. «Но поскольку новизна – перманентная ценность, а не гарант законченности, наш ландшафт – обветшавшая стройка, новостройка-руины».
Вроде бы обо всем этом писали, слыхали, знаем – только почему же тогда прежние принципы организации пространства пережили все перипетии последнего десятилетия и демонстрируют подлинную свою неотменимость, незаменимость в границах бывшего СССР? Разве перестроили свое теперь независимое пространство отвалившиеся от советской империи куски? А регионы, когда им было объявлено, чтоб кушали свободы и независимости, сколько смогут проглотить, – разве они воспользовались этой свободой, чтобы иначе организовать жизнь на своей территории?