Сравнительные графики полюсных маршрутов
Однако затем дело пошло хуже. На ночевке в иглу 25 марта Кук был разбужен подвижкой льда. «Я услышал под собой серию отдающих эхом громоподобных звуков, почувствовал, как лед заходил ходуном, и ощутил внезапное головокружение. Купол снежного дома раскрылся над моею головой, и я успел разглядеть подернутое золотом небо. Я ощутил захватывающее дух падение, а затем, к моему неописуемому ужасу, мне все тело что-то сдавило. Я барахтался в морской воде, а сверху на меня валились снежные блоки иглу». Такое же разрушение снежной хижины — иглу произошло еще раз три дня спустя — очевидно, в зоне интенсивного дрейфа.
На широте 840 50’ по Куку «перед нами открылась новая земля. Насколько я мог заметить, земля представляла собой непрерывное побережье, которое простиралось примерно в 50 милях к западу, параллельно нашему маршруту. Она была покрыта снегом, льдами и совершенно пустынна. Однако это была настоящая земля». По принятой в то время традиции, «открытой» суше было присвоено имя спонсора экспедиции.
Между тем уже на исходе третьей недели в полевых записях Кука за 10 («долгие многочасовые переходы более невозможны») и 11 апреля («неритмичное продвижение, слишком устали, чтобы снять показания приборов») появились признаки тревоги. Настолько сильной, что 12 апреля у него возникли «мысли о возвращении. Запас продовольствия уменьшается». Тем не менее он продолжал фиксировать изменения в ледовой обстановке. («Очень тяжелый лед. Сильно напоминает материковый» в записях за 12 апреля, или — «Все тот же тяжелый, похожий на глетчерный лед» сутки спустя). С приближением к полюсу у спутников Кука наступил моральный кризис, который он описал так: «Я никогда не забуду печальную группу людей — кошмарную картину отчаянья, словно олицетворяющую поражение человека, конец его устремлений в тот час, когда победа уже близка. Авела, изможденный полуголодным существованием, человек в истрепанных мехах, лежал ничком на нартах, сломленный, лишенный мужества. Мне до сих пор слышатся его прерываемые рыданьями слова. Я вижу Этукишука. с вожделением смотрящего на юг, мрачного, исхудалого, тяжело вздыхающего по дому... Мы находились на пределе человеческой выносливости...» Уговорами Куку удалось вернуть своим спутникам утраченное на время мужество.
В эти дни произошло еще одно событие, привлекшее внимание специалистов десятилетия спустя: «12 и 13 апреля за двое суток мы прошли от 87-й до 88-й параллели по льду, лишенному торосов и линий сжатия. Нельзя было не только различить границы отдельных полей, но и установить, на каком льду, морском или материковом, мы находились. Лед имел прочную волнистую поверхность с редкими поверхностными трещинами».
Разумеется, на фоне непрерывного потока природной информации, поступающей сегодня с космических орбит, наблюдения Кука выглядят жалкими крохами, но эти жалкие крохи были самыми первыми, на основе которых мы теперь судим о природных процессах в самых высоких широтах.
Уже вблизи цели похода обостренное восприятие Кука зафиксировало природную границу известных теперь разных систем дрейфа льдов.
Перед возвращением Кук провел шесть серий астрономических наблюдений с полудня 21 апреля до полуночи 22 апреля, всего шесть серий. Кроме характеристики льдов, он также выполнил описание снежного шурфа, позволяющего судить о накоплении снега на полюсе (об этом пойдет речь ниже).
Остановимся на главных событиях обратного пути. Кук (в отличие от Пири) считал, что «дрейф... делал возвращение по прежним следам невозможным», и поэтому он целиком полагался на свои астрономические определения, которые, однако, из-за облачности удавалось выполнить с большими перерывами. Наблюдения 30 апреля свидетельствовали о сильном восточном дрейфе, так что пришлось изменить направление маршрута движения немного к западу. Странным образом повторились особенности льда, наблюдавшиеся на пути к полюсу, когда на 88 градусе с.ш. «мы преодолели большие массивы тяжелого льда», отмеченные ранее 12 и 13 апреля.
Пасмурная погода не позволяла вести астрономические наблюдения с 24 мая по 13 июня, и дневниковые записи Кука в эти дни приобретают особо тревожный характер: «20 мая. Открытая вода; активный пак, идти почти невозможно. 21 мая. Возвращение представляется почти невозможным делом, определений места нет — даже не могу представить величину дрейфа. 22 мая. Сильно обеспокоен проблемой возвращения, продовольствие на исходе. 24 мая. Водяное небо на W и SW;.. никакой земли в пределах видимости..; много битого льда. Дневные переходы ощутимо сократилась с 12 — 20 миль с конца апреля до 10 — 18 миль в начале мая». Долгожданная обсервация 13 июня показала, что отряд Кука оказался значительно южнее мыса Свартенвог (Столуэрти) с его продовольственным складом, который должен был обеспечить благополучное возвращение людей в Анноаток. Прокладка пути показала, что отряд Кука прошел западнее его на расстоянии около 70 километров еще 4 июня. Наконец, 15 июня люди с огромным трудом достигли суши вблизи острова Амунд-Рингнес, где, застрелив медведя, на время решили продовольственную проблему. Пробираясь всеми доступными средствами к берегам Гренландии, осенью 1908 года Кук и его люди были вынуждены зазимовать на мысе Спарбо (остров Девон) и только почти год спустя после достижения полюса оказались в гостеприимном Анноатоке.