Нам открываются семейные праздники, семейные радости, утраченные сегодня модели жизни, присущие большой семье. Хроника показывает: существовала непростая проблема постоянной интеграции большой семьи. Улаживались внутрисемейные конфликты, решался вопрос — кого с кем можно сводить за одним столом, с кем сажать рядом, как снимать возникшее напряжение. Мы видим, что помимо очевидной для нас роли старшего мужчины существовала не менее значимая и не менее сложная роль — старшей в роде женшины. Она держала целостность рода в поле своего внимания, помнила обо всех и напоминала каждому о целом. В бессчетных письмах близким создавала семейную летопись. Собирала, сглаживала шероховатости, помогала, кому могла, призывала тех, кто был ближе, подключиться к заботам родного человека.
Хроника раскрывает простую истину: принадлежность к большой семье налагает на человека массу забот и безусловных нравственных обязанностей. Среди них — выхаживание стариков, больных и беспомощных. Помощь одиноким, обездоленным, тем, кому явно труднее, чем тебе. Большая семья — это большой труд и постоянное подвижничество. Но зато член традиционной семьи несет в себе неведомый современному горожанину покой, поскольку он — часть превышающего его индивидуальность родового целого, с отблеском восходящего едва ли не к неолиту родового быта. Это целое онтологизирует человека. Любые невзгоды и превратности личной судьбы растворяются в массиве большой семьи. Не дай бог, случись любое несчастье — твои дети будут воспитаны, получат профессию, создадут свою семью.
Каждый из нас — я говорю о тех, кому пора уже задуматься о закате жизни и довелось застать другие нравы, — в той или иной мере осознает, что добрые чувства наших близких — материя тонкая и деликатная. Ее не следует подвергать чересчур сильным испытаниям. Немощь, тяжелая и неизлечимая болезнь создают неразрешимый конфликт. Нет, скорее всего нас не отвезут тотчас в богадельню, но усталость и раздражение очень скоро похоронят прошлые привязанности, и наш конец станет для близких избавлением. Сегодня помощь немощным старикам — тягостная обязанность, которую пока еще берут на себя сохраняющие традиционные этические рефлексы зрелые женщины. Что будет через десяток лет, когда традиция эта пресечется, я не знаю. Вернее, мне не хочется об этом думать.
Яницкий пишет семейную хронику российской интеллигенции — внутренне противоречивое, а потому неустойчивое явление, срок жизни которого ограничен.
Большая семья в чистом виде— феномен доличностной культуры. В традиционном обществе, в дописьменной культуре нет личности и нет семейной памяти в том смысле, который присущ интеллигентскому сознанию. Здесь горизонт семейного прошлого не глубже деда и бабки, а общеисторический фиксирует мифологизированные рубежи типа — «турецкая война», «германская», «гражданская». Ощущение исторического времени отсутствует; его замешает магическое переживание вечного круговращения в цепи рождений и смертей. Интеллигент же принадлежит миру автономной личности и пребывает в пространстве линейно развернутого исторического сознания. Интеллигент — не только продукт модернизации, но и фермент модернизационных процессов. Наращивание личностного начала с необходимостью ведет к распаду традиционной семьи.
Но на начальном этапе формирования интеллигенции есть период гармонического равновесия традиции и личностного начала, момент неустойчивого единства: два, максимум три поколения, его и фиксирует Олег Николаевич.
Близкие сюжеты занимали Юрия Трифонова. Он видел мир через историю большой семьи. Судьбы и эпохи принципиально совпадают. Различаются жанры. Трифонов создает талантливую прозу. Яницкий — личностное высказывание, в котором объективирующее научное и субъективное человеческое переплетаются.