Разумеется, на фоне непрерывного потока природной информации, поступающей сегодня с космических орбит, наблюдения Кука выглядят жалкими крохами, но эти жалкие крохи были самыми первыми, на основе которых мы теперь судим о природных процессах в самых высоких широтах.
Уже вблизи цели похода обостренное восприятие Кука зафиксировало природную границу известных теперь разных систем дрейфа льдов.
Перед возвращением Кук провел шесть серий астрономических наблюдений с полудня 21 апреля до полуночи 22 апреля, всего шесть серий. Кроме характеристики льдов, он также выполнил описание снежного шурфа, позволяющего судить о накоплении снега на полюсе (об этом пойдет речь ниже).
Остановимся на главных событиях обратного пути. Кук (в отличие от Пири) считал, что «дрейф... делал возвращение по прежним следам невозможным», и поэтому он целиком полагался на свои астрономические определения, которые, однако, из-за облачности удавалось выполнить с большими перерывами. Наблюдения 30 апреля свидетельствовали о сильном восточном дрейфе, так что пришлось изменить направление маршрута движения немного к западу. Странным образом повторились особенности льда, наблюдавшиеся на пути к полюсу, когда на 88 градусе с.ш. «мы преодолели большие массивы тяжелого льда», отмеченные ранее 12 и 13 апреля.
Пасмурная погода не позволяла вести астрономические наблюдения с 24 мая по 13 июня, и дневниковые записи Кука в эти дни приобретают особо тревожный характер: «20 мая. Открытая вода; активный пак, идти почти невозможно. 21 мая. Возвращение представляется почти невозможным делом, определений места нет — даже не могу представить величину дрейфа. 22 мая. Сильно обеспокоен проблемой возвращения, продовольствие на исходе. 24 мая. Водяное небо на W и SW;.. никакой земли в пределах видимости..; много битого льда. Дневные переходы ощутимо сократилась с 12 — 20 миль с конца апреля до 10 — 18 миль в начале мая». Долгожданная обсервация 13 июня показала, что отряд Кука оказался значительно южнее мыса Свартенвог (Столуэрти) с его продовольственным складом, который должен был обеспечить благополучное возвращение людей в Анноаток. Прокладка пути показала, что отряд Кука прошел западнее его на расстоянии около 70 километров еще 4 июня. Наконец, 15 июня люди с огромным трудом достигли суши вблизи острова Амунд-Рингнес, где, застрелив медведя, на время решили продовольственную проблему. Пробираясь всеми доступными средствами к берегам Гренландии, осенью 1908 года Кук и его люди были вынуждены зазимовать на мысе Спарбо (остров Девон) и только почти год спустя после достижения полюса оказались в гостеприимном Анноатоке.
Отправляясь летом 1908 года к полюсу, Пири заявил: «Кук расположился там, где в продолжении нескольких лет был склад моего провианта и место моих стоянок. Кук взял с собой эскимосов и собак, которых я собирал... с намерением воспользоваться ими... Он воспользовался услугами эскимосов, которых я приучил к трудной работе управления санями, их уменьем отыскивать дичь, их знанием далеких северных областей, словом всем, что они приобрели под моим руководством». Одним словом, не Пири учился у эскимосов жизни в Арктике, а они у него.
Когда отряд Кука был уже на острове Девон, Пири только отправился в свою полюсную экспедицию, а исходным рубежом для броска на полюс был выбран мыс Колумбия на острове Элсмир, расположенный на 107 миль ближе к цели, чем у Кука.
Отсюда в последний день февраля 1909 года Пири начал свою последнюю, заранее проигранную гонку к полюсу на 19 собачьих упряжках со 133 ездовыми псами и в сопровождении 24 американцев и эскимосов. 4 марта в 45 милях от суши передовые упряжки на неделю были остановлены Большим разводьем. Когда 11 марта оно было преодолено, пресловутая система Пири (без которой, по мнению ее создателя, «оказалось бы физически невозможным дойти до Северного полюса и вернуться с него») заработала на всю мощь.
Первым из вспомогательных отрядов 14 марта отправился к судну отряд доктора Гудсэла. Вскоре за ним последовал Мак-Миллан из-за обморожения пятки. Теперь число участников полюсной операции сократилось до 16 человек, зато они располагали 12 упряжками и практически сотней ездовых собак, причем количество людей и собак в последующие дни продолжало сокращаться. 21 марта назад отправился отряд Борупа, 26 марта - отряд Марвина, и, наконец, последним оставил Пири Бартлет — 31 марта. С этого момента большинство полярных историков, вспоминая блуждания Пири в 1906 году, пытаются заново оценить его деятельность в качестве навигатора. Однако сделать это практически невозможно, поскольку и Бартлет, и Пири определяли широту, считая, что находятся на меридиане мыса Колумбия, а это из-за дрейфа льдов заведомо было неверно (между тем Кук каждый раз мог вносить необходимые поправки в направление движения, поскольку определял широту и долготу совместно) — и это не единственный ляп претендента.
Второй относится к пресловутой «системе Пири». В 247 километрах от полюса в отряде Пири (всего шесть человек) оставалось пять упряжек с 38 псами, способными перевезти до полутора тонн груза. Если учесть, что возвращение к мысу Колумбия состоялось 23 апреля, подсчитать необходимый вес запасов на оставшийся путь предельно просто, исходя из нормы Пири на человека в день — 1,2 кг на 6 человек на 23 дня = 166 кг, то есть с запасом почти в десять раз. Эго все, что дала система Пири, и по сути она являлась лишь элементом грандиозного шоу, призванного поразить воображение читателей газет. Реальная ситуация позволяла действовать с гораздо меньшими затратами сил и средств, что, собственно, и продемонстрировал Кук.
Однако вернемся к заключительной части предприятия Пири, которого, по его словам, «занимало одно — как бы пройти побольше миль; я всецело был поглощен этой задачей». О каких-либо научных наблюдениях в такой обстановке говорить не приходилось, поскольку его поход на полюс был предпринят не для постижения тайн арктической природы, а для личного триумфа. При чем тут какие- то природные процессы на вершине планеты по сравнению с почестями, которые ожидали его по возвращении?
Достижение цели жизни описано у Пири так: «Наш последний северный маршрут закончился 6 апреля в 10 часов утра. От того места, где мы расстались с Бартлетом, мы сделали пять переходов и, согласно данным счисления, находились в непосредственной близости от цели наших стремлений. После обычных приготовлений около полудня по меридиану мыса Колумбия (что заведомо неизвестно в условиях дрейфа. — В. К.) я произвел первое наблюдение над солнцем и определил широту. Наше местоположение было 89 град. 57 мин. с.ш.., Северный полюс завоеван». Остается только строить догадки, допускал ли Пири в то время мысль, что он мог опоздать в гонке к полюсу? Подобной мысли на страницах своей книги-отчета он не высказал, хотя вскоре он столкнулся с этой непереносимой для него проблемой вплотную.
Пири находился на полюсе около 30 часов, переживая триумф и предаваясь непродолжительному отдыху, одновременно планируя маршрут возвращения. И вот здесь-то начинается снова непонятное, поскольку «большую часть похода мы легко обнаруживали след, проложенный вспомогательными отрядами, причем он почти на всем протяжении недурно сохранился» (это в условиях-то дрейфа?), и вообще «благодаря исключительно удачному стечению обстоятельств наш обратный поход оказался чрезвычайно легким». Для науки полюсный маршрут Пири практически не дал ничего, озадачив при этом полярных историков — как он сумел вернуться на мыс Колумбия по собственным следам в условиях непрерывного дрейфа льдов, да еще со средними переходами почти по полсотни километров в сутки! Ответа с тех пор нет, и, очевидно, не будет.