Некоторые другие маршалы, в отличие от Голованова, крыли Жукова еще в войну самыми последними словами. Вот что, например, записал в дневнике 19 января 1943 года маршал А.И. Еременко: „Жуков, этот узурпатор и грубиян, относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески. Он всех топтал на своем пути, но мне доставалось больше других. Не мог мне простить, что я нет-нет, да и скажу о его недостатках в ЦК или Верховному Главнокомандующему. Я обязан был это сделать как командующий войсками, отвечающий за порученный участок работы, и как коммунист. Мне от Жукова за это попадало. Я с товарищем Жуковым уже работал, знаю его как облупленного. Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист...“ А 28 февраля 1943 года последовало совсем уж убийственное: „Следует сказать, что жуковское оперативное искусство — это превосходство в силах в 5-6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством и на крови строит свою карьеру“.
Не отличались большой сердечностью и отношения других генералов и маршалов. Вот еще один очень характерный документ. I марта 1944 года, командуя 3-й армией 1-го Белорусского фронта, А.В. Горбатов обратился с письмом к секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову с просьбой о переводе на другой фронт. Свой рапорт Горбатов по команде направил командующему 1-м Белорусским фронтом Рокоссовскому. Там, в частности, говорилось: „Я всегда изыскивал все возможные способы к активным действиям, и неудивительно, что проведенные операции 3 армии были осуществлены не по Вашему приказу, а по моей инициативе, как выпрошенные и даже с трудом.
Эти операции, предпринимаемые как частные — армейские, с дивизиями небольшой численности, — имели вначале большой успех, но не подкрепленные Вами вовремя, неизбежно выдыхались в своем дальнейшем развитии...
Когда же наступление приостанавливалось, Вы всегда бросали мне незаслуженные упреки и искали виновников в 3 Армии, а не во фронте. Ваши обычные обвинения: „упустили момент“, „опустили руки“, „не здраво оценили обстановку“ я считаю незаслуженными, ибо они не подтверждались фактами... Помимо других упреков, Вы меня также упрекнули и в погоне за салютами. Я не считаю это большим недостатком, так как салют, заслуженный боями, воодушевляет войска... С 3 Армией я прошел большой трудный путь, она завоевала себе определенное место в Красной Армии.
С 3 Армией у меня связаны сотни случаев, когда я рисковал жизнью, чтобы добиться скорейшего и полного успеха. Уходить из нее мне очень тяжело, но интересы дела требуют, чтобы я ушел из Вашего подчинения.
Прошу рапорт мой доложить Народному комиссару Обороны“.
Александр Васильевич жаловался, что ему не дают подкреплений, что не позволяет далее развивать наступление его армии, обескровленной боями. Но, строго говоря, это прерогатива командующего фронтом - решать, где наносить главный, а где вспомогательный удар, где концентрировать силы и средства. И у Рокоссовского могли быть свои резоны не поддерживать слишком активно операцию, которую Горбатов начал по своей инициативе явно в погоне за салютами.
Кстати, тогда конфликт был благополучно улажен, и Горбатов остался на своем посту, а потом дошел со своей армией до Берлина.
Обычно на роль подлинного военного вождя и главного творца победы молва и советские историки эпохи перестройки выдвигали маршала Жукова. При этом в его группировку обычно включают командующих главными фронтами Рокоссовского и Конева, а также начальника Генштаба А.М. Василевского (последний был Жуковским свояком). Эту версию всячески подчеркивал в своих послевоенных мемуарах и интервью сам Георгий Константинович, утверждавший, что именно он уговорил Сталина выпустить из тюрьмы Рокоссовского в 1940 году и спас Конева от расстрела в октябре 1941 года, когда комиссия во главе с Молотовым после разгрома под Вязьмой уже искала для Ивана Степановича подходящую стенку. Это только потом, дескать, на заключительном этапе Сталин умело стравил трех маршалов, отобрав у Рокоссовского возможность брать Берлин и устроив гонку к столице Рейха между Жуковым и Коневым.
Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что ни один из перечисленных командующих в Жуковскую группировку никогда не входил.
Освобождение Константина Константиновича из ленинградских „Крестов“ в марте 1940 года произошло отнюдь не по инициативе Жукова, который до мая 40-го находился в Монголии и со Сталиным не встречался. За Рокоссовского попросил новый сталинский фаворит С.К. Тимошенко, только что успешно прорвавший линию Маннергейма и уже намеченный на пост наркома обороны вместо осрамившегося в финскую Ворошилова. Семен Константинович был старшим товарищем Константина Константиновича по „конармейской группировке“, которая, казалось бы, теперь безраздельно властвовала в Красной армии. Но, на самом деле, она фактически перестала играть роль группировки, поскольку никаких соперников больше не было.