Точно так же и Конев в посмертно опубликованных главах мемуаров рисует совсем иную картину своего назначения заместителем командующего Западным фронтом комиссией Молотова без какого-либо участия Жукова: „К 10 октября стало совершенно ясно, что необходимо объединить силы двух фронтов — Западного и Резервного — в один фронт под единым командованием. Собравшиеся в Красновидово на командном пункте Западного фронта Молотов, Ворошилов, Василевский, я, член Военного совета Булганин (начальник штаба фронта Соколовский в это время был во Ржеве), обсудив создавшееся положение, пришли к выводу, что объединение фронтов нужно провести немедленно. На должность командующего фронтом мы рекомендовали генерала армии Жукова, назначенного 8 октября командующим Резервным фронтом“. Предложения были переданы в Ставку за подписями Молотова, Ворошилова, Конева, Булганина, Василевского.
Г.К. Жуков и К. К. Рокоссовский в Берлине
Получается, что никто Ивана Степановича расстреливать не собирался и все назначения были решены без участия Жукова. Отношения Конева и Жукова задолго до Берлинской операции были далеки от товарищеских. Поэтому Сталину не было никакой нужды стравливать своих маршалов путем устройства „берлинской гонки“ или хитроумной перетасовки их с фронта на фронт.
Все перемены перед заключительными операциями в Германии преследовали одну по большому счету пропагандистскую цель — создать величественный образ Сталина, полководца и победителя, координирующего действия трех фронтов в наступлении на „фашистское логово“ Берлин. Кстати, подвернулась еще возможность благодаря гибели И.Д. Черняховского — отправить Василевского командовать 3-м Белорусским фронтом в Восточную Пруссию, освободив от должности начальника Генштаба. Преемником Василевского стал генерал армии А.И. Антонов, которого никто не мог заподозрить в том, что он является истинным архитектором победы.
Почему же Сталин после войны удалил Жукова на далекую периферию, несколько десятков генералов и маршалов-победителей посадил, а троих, в том числе бывшего маршала Кулика, расстрелял? Кулика, Гордова и Рыбальченко расстреляли за антисталинские и антисоветские разговоры, зафиксированные „прослушкой“ МГБ. Надо было приструнить генералов-победителей, надышавшихся европейским воздухом и возомнивших, что теперь товарищ Сталин безних не обойдется. А первая опала Жукова была вызвана отнюдь не тем, что Сталин видел в нем угрозу своей власти. Роковую роль сыграло то, что Георгий Константинович много болтал и хвастался на тему, что он есть главный победительно Второй мировой войне. Сталину эта нескромность сильно не понравилась, но более сурово он наказал соратников маршала Победы, всячески превозносивших его заслуги: Телегин, Новиков и некоторые другие отправил ись в тюрьму. С одной стороны, дело здесь было в международной известности Жукова: сажать партнера Эйзенхауэра и Монтгомери по управлению побежденной Германией было не совсем удобно. С другой стороны, Сталин знал, что короля играет свита.
Пример жуковских товарищей должен был устрашить широкую генеральскую массу, не стоит слишком уж захваливать своих начальников и игнорировать роль в войне товарища Сталина. За это можно здорово поплатиться. На этот раз, в отличие от 1937-1938 годов, можно было обойтись без большой крови. В генералах была еще жива память о Великой чистке, и подавляющее большинство из них даже не думали перечить Сталину. Генералиссимус мог тасовать их, как карточную колоду.
А генералы были довольны. Ссылка в отдаленный округ — это все же не расстрел. Военачальники окончательно превратились в простых исполнителей сталинской воли, а потом исполняли волю хрущевскую, брежневскую, андроповскую, черненковскую и так вплоть до Горбачева, когда произошел первый и последний в истории СССР военный путч, провалившийся в три дня. И в армии все вернулось на круги своя.
В лесу родилась елочка
В России первые рождественские елки появились в домах петербургских немцев. Первое упоминание о елке появилось в "Северной пчеле" накануне 1840 года.
В наши годы ряженье детей на праздниках елки представляется нам совершенно естественным, и мало кто задумывается над тем, что столь знакомые нам детсадовские и школьные елочные маски и персонажи "елочных" текстов, не известные народной святочной традиции, были придуманы педагогами и писателями второй половины XIX века.