Видимо, сильным было желание и крепка уверенность в своем таланте. Пусть так, но зачем столь резко порывать со своим кругом? Федотов был офицер, военную жизнь знал изнутри. Останься он художником-баталистом, имел бы постоянный круг заказчиков, приличные деньги и гарантированное покровительство великого князя, да, пожалуй, и императора. Николай Павлович об искусстве высказывался не часто, но о живописи как-то обмолвился: "У нас есть что воспевать для потомства: подвиги на Кавказе и многое другое". Чего-чего, а уж сюжетов про "кавказские подвиги" на долю Федотова хватило бы с избытком... А он начинает живописать мешанский быт. Хотя знает — не может не знать! — что в неофициальной "табели о рангах" жанровые картинки стоят много ниже и портретов, и батальных полотен, не говоря уж о вершине — исторической живописи.
И снова, едва добившись успеха и официального признания (академик!), Федотов делает шаг в сторону. Зачем? Ведь запас любимых публикой сюжетов еще далеко не был исчерпан. Василий Перов, продолжая федотовскую линию, будет писать тех же чиновников да разночинцев вплоть до 1880-х годов, и еще пол века охотники на привале будут висеть в домах по всей России. Стоило ли бросать столь многообещающую стезю, едва шагнув на нее, едва приступив?..
"Автопортрет", 1852 г.
Порой кажется, что кроме милого, старательного, талантливого Федотова, того, что распевал "рацею" перед публикой и искал по московским улицам подходящего купца, чтобы со всем прилежанием перенести его в картину, существовал некий второй Федотов, невидимый. Вот сюжет для романтической поэмы: злой гений избирает жертву из учеников кадетского корпуса, соблазняет, принуждает идти против здравого смысла и собственной выгоды, использует, наконец, выжав все, что можно, убивает, доведя до изнеможения, как загнанную лошадь. Не в руках ли этого злодея мягкий и податливый федотовский талант становится источником мучений для самого художника? Не его ли стараниями Федотов, что тот колобок в сказке, последовательно уходит от военной службы, от карьеры баталиста, от только что открывшейся перед ним стези живописца-бытописателя? И предсмертное сумасшествие Федотова, кстати, вполне вписалось бы в историю о злом гении и художнике- страдальце. Увидел таинственного двойника — был потрясен — утратил рассудок.
Этот второй, надо сказать, куда умнее первого; он знает такое, о чем отставной гвардеец и не помышляет. Не его ли стараниями из-под кисти Федотова выходят картины, всего смысла которых нс дано было увидеть ни самому художнику, ни продолжателям-передвижникам, ни "прогрессивному критику" Стасову? Больше века пройдет, прежде чем исследователи обнаружат в "Свежем кавалере" пародию на академическую живопись. Пародию! Это у Федотова-то, всю жизнь стремившегося следовать правилам, искренне преклонявшегося перед мастерством "Великого Карла", даже видевшим его как-то во сне... Но вот результат искусствоведческого анализа: в "Свежем кавалере" Федотов издевательски перечисляет традиционные элементы классической живописи, поштучно переведя их в низший регистр (наблюдение С. Даниэля). Представлен весь предметный антураж академических композиций, но — как будто отраженный в кривом зеркале. Там, где у Лосенко и Бруни римская тога с торжественными складками, у Федотова — мятый халат чиновника. Где предполагаются итальянские кудри — бумажные папильотки на немытой голове. Там — муза, здесь — брюхатая кухарка с рваным сапогом в руках. Сам герой представлен в виде античного оратора: медальный профиль, величественная поза. Но небрит и с похмелья.
Самое любопытное, что Федотов, похоже, вовсе не сознавал пародийности собственного произведения. Присмотримся — не тот ли злой гений выглядывает из-за плеча художника, потирая руки: "Так ее, брюлловщину, так!.."
Карандашный портрет М Г. Шишкаревой. 1849 г.
То, что написал художник в последние годы жизни, кажется созданным другим человеком. Первая картина "нового" Федотова — "Вдовушка". Небогатая комната, молодая женщина в траурном платье. В угол сдвинуты корзины со столовым серебром, на посуде печати оценщика. На комоде портрет молодого человека, офицера, лицом схожего с самим художником. Анекдота нет, пересказывать нечего. Есть сочувствие и печаль. Федотов дважды, по крайней мере, повторил картину. Варианты меняются незначительно — то шкатулка с нитками исчезнет с комода, то оттенок стен изменится. Федотов словно примеряется к новой тропе. Так он ушел в свое время от военной службы, теперь снова делает шаг в сторону. Только протекции великого князя на этой тропинке нет...