У меня с Померанчуком оказался общий интерес вне науки — мы читали газеты. Этот интерес не разделяли остальные сотрудники Лаборатории, да и вообще вто время мало кто читал газеты, разве что по обязанности — в них не было никакой информации. Все газеты были заняты статьями, которые начинались словами вроде: "Новые производственные успехи были достигнуты на..." или "Фрезеровщик Иванов (прокатчик Петров и т.д.), работая по-стахановски, за одну смену выполнил 10 (20, 50...) норм..." Чтобы извлечь какую-нибудь информацию из газеты, надо было быть специалистом в этом деле, и мы — Чук и я — ими были. (Впредь я буду называть его Чук, как его звали многие.) Утром, как только Чук приезжал в ИТЭФ, он приходил в мою комнату и спрашивал:
— Вы читали сегодняшнюю "Правду"?
— Да, — отвечал я.
— И на что вы обратили внимание?
— Маленькая заметка на третьей странице.
— О! — Чук поднимал указательный палец.
— А вы?
— Вероятно, на то же, о пленуме Воронежского обкома?
— Да.
— И что же вас заинтересовало в этом сообщении?
— Приветствие членам Политбюро.
— О! — указательный палец вновь поднимался вверх.
— Что именно?
— Порядок, в котором были перечислены члены Политбюро.
Мы хорошо понимали друг друга. Исходя из этого порядка, можно было сделать вывод, кто из членов Политбюро идет вверх, кто вниз, и тем самым оценить, что нас ожидает.
Но вернемся к Мигдалу. При первой же встрече он сказал мне, что очень рад быть оппонентом моей диссертации. Он давно хочет изучить квантовую теорию поля и то новое, что есть в физике частиц, и надеется, что ему удастся это сделать, изучая мою диссертацию. Я сказал, что готов рассказать ему все, что я знаю. "Мы будем с вами много раз встречаться. Но еще есть время" — добавил он. "Конечно, до защиты, вероятно, еще полгода" — ответил я. На самом деле, оказалось больше года, так как за это время были введены новые правила, зашиту пришлось переносить в ФИ АН и т.д. Когда я встречал А. Б., он говорил мне, что вот-вот сядет читать диссертацию, позовет меня и мы с ним будем много работать, но ведь еще есть время? Наконец, когда до защиты осталось две недели, я сам позвонил А.Б. и спросил, не могу ли я ему быть полезен. "Да, да, конечно, — сказал А.Б., — позвоните в начале следующей недели". Я позвонил. "Мы непременно должны с вами встретиться. Что если в четверг? Но сначала позвоните". Я позвонил в четверг. А.Б. весь день не было дома, он появился только поздно вечером. "Давайте встретимся в субботу, позвоните мне часов в 11". (Защита была назначена на утро в понедельник.) Звоню в субботу. А.Б. предлагает встретиться в воскресенье в 12. Звоню в воскресенье в 11. Жена говорит мне: "Аркадий Бенедиктович ушел в бассейн, позвоните после обеда, часа в 3-4". Звоню после обеда. Жена говорит: "Аркадий Бенедиктович спит. Позвоните часов в восемь". Наконец, в восемь я дозваниваюсь. А. Б. приглашает в девять. Приезжаю. А. Б. радостно приветствует меня и объясняет:
— Я понимал, что мне предстоит большая и трудная работа и я должен бьггь в хорошей форме. Поэтому я решил с утра сходить в бассейн. Придя из бассейна, я сел обедать и мне захотелось выпить водки. Ну, а после водки захотелось спать. Но теперь мы с вами хорошо поработаем.
На следующий день на ученом совете А.Б. был вовремя, и отзыв был при нем. Мигдал не подвел!
Александр Волков
Покидая Карфаген...
У историк есть свои крылатые фразы. Например, "Carthaginem esse delendam" — "Карфаген должен быть разрушен". С ней навсегда вошел в историю сенатор Марк Порций Катон. Злые языки говорили об этом рыжеволосом "арбитре морали", что человек он настолько несносный, что сама Прозерпина выгнала бы его из подземного царства, вздумай он туда явиться. Ветеран Второй Пунической войны ("римляне" называли карфагенян "пунами"), Катон прошел все ее фронты, от Тразименского озера, где римляне были разгромлены и истреблены Ганнибалом, до Замы, где на сей раз армия Ганнибала была сокрушена, — неистовый Катон заканчивал этой фразой любое выступление в сенате: "Карфаген должен быть разрушен!" Римский историк Веллей Патеркул так старался объяснить ссй мрачный девиз: "Рим, покорив уже весь мир, не мог чувствовать себя в безопасности, пока Карфаген не будет уничтожен".