К тому времени я уже защитил кандидатскую диссертацию, был уже большой опыт работы. Там я стал читать лекции студентам. И делал это с большим удовольствием и великим старанием до самой пенсии.
Выйдя на пенсию, я время от времени путешествовал со студентами по разным экзотическим местам. Например, был в Тюмени, на БАМе, Самотлоре... Вел фотокружки, устраивал какие-то фотовыставки.
Кстати, фотокружки я вел не случайно. В 1941 году, когда меня взяли в армию, я прибыл туда с тем самым фотоаппаратом «ФЭД», которым меня в свое время одарила редакция журнала «Знание — сила». А в Одессе, куда я был направлен, я в первый же день попытался что-то снимать, но мне строго приказали отправить фотоаппарат домой — в армии в то время категорически запрещалось фотографировать. Мне пришлось расстаться с «ФЭДом», правда, остался один- единственный снимок, сделанный в 41 году в Одессе, и фотопленка сохранилась. А когда демобилизовался году в 1948-1949, было очень голодно, хлеба не хватало, и фотоаппарат пришлось продать, расставался с ним со слезами.
Я защишал Сталинград. Там был тяжело ранен. Участвовал в боях на Курской дуге, а потом были Румыния, Венгрия и Австрия. И вот в Румынии я нашел фотоаппарат «Ролей Корд» вместе с фотопленкой. И все мои фронтовые фотоснимки были сделаны этим фотоаппаратом.
Так вот, начиная с Румынии, я непрерывно снимал, благо аппарат всегда был у меня под рукой. Как только что-то привлекало внимание, руки сами к нему тянулись. Правда, трудности были огромные с обработкой фотопленки. Но когда все-таки удавалось проявить и напечатать, я дарил солдатам фотографии и получал от них кучу благодарностей.
Сейчас, оглядываясь в прошлое, я остаюсь доволен. Кое-что удалось сделать, но главное — я занимался своим любимым делом и потому жил счастливо, в согласии с собой.
Материал подготовил Виктор Брель
ГЛАВНАЯ ТЕМА
Наукограды: балласт или ресурс развития?
Мы гордились тем, что в них создавалось, но мы очень мало о них знали — так еще совсем недавно можно было судить о поселениях, именуемых сегодня наукоградами. В последние годы на карте страны, словно при фотопроявке, вылупили одна за другой «особые точки», выстраивающиеся в долгое время невидимый, но всеми ощущаемый становой хребет нашей научной и промышленной мощи. И «проявление» это высветило отнюдь не радужную картину тамошнего состояния дел, но главное — обнажило принципиальные разногласия по поводу дальнейшей судьбы наукоградов.
Исхода из позиции, что «пациент скорее мертв, чем жив», можно было годами перекидывать между ведомствами документы и проекты законов, касающиеся попыток вписать наукограды в постоянно меняющееся правовое поле. Скепсис по отношению к их реанимации подпитывается вполне серьезными соображениями ответственных лиц. Так, президент ассоциации «Российский дом международного научно-технического сотрудничества» Борис Салтыков считает: «Даже если бы вся наша фундаментальная наука была первоклассной и получала бы только оригинальные результаты, то сегодня в лучшем случае они лягут мертвым грузом на полку либо будут использованы не нами, поскольку серьезные интеллектуальные и материальные ресурсы отсутствуют».
С другой стороны, крепнет мнение, что если уж мы взялись за построение инновационной экономики, то нам не обойтись без сосредоточенных в наукоградах и пока еще до конца не растраченных «накоплений». Удивительно, что Запад, развивая свои технопарки, опирается на нашу модель наукоградов, мы же, получив в наследство не один десяток таких городов, не замечаем своих преимуществ. Надо срочно развернуться к проблемам этих образований лицом и предпринять действенные меры по использованию их потенциала, но — никак не реформаторские концепции нынешней власти.
«Порой складывается впечатление, что среди авторов концепций немало тех, кто плохо знаком с историей науки и слабо представляет особенности, только ей присущие. Не зная всего этого, нельзя вершить судьбу науки. Так можно и дров наломать», — говорит признанный в научном мире лидер, академик РАН Владимир Фортов.