Выбрать главу

Были и другие случаи. Об одном из них, волнуясь и переживая как бы все заново, рассказывает Глафира Александровна К., тетя Глаша: "Ловиц Мария ушла в партизаны. Как-то она пришла из леса к соседям Луцким и попросила их принести ей из ее дома кое-какую одежду переодеться. Они говорят, подожди возле склепа, мы сейчас принесем, а сами привели немцев. Но у Марии как сердце чувствовало, она перебралась через забор, возле сарая и ползла до речки, перебралась через речку. Мокрая, холодная, добралась в деревню Семерники и постучала в крайнюю хату. Там ее обогрели на печке, дали переодеться, и она ушла в лес. После войны она хотела отблагодарить этих людей, но не нашла". Этот случай — яркое свидетельство того, как по-разному ведут себя люди при одних и тех же обстоятельствах. Одни соседи предают, а другие спасают. Нормальные человеческие отношения стали проявлением героизма.

Первыми подвергались расправе те, кто работал в органах советской власти, — коммунисты, депутаты. Вот что об этих фактах рассказывает тетя Глаша: "Когда немцы зашли, они сразу их не схватили, наши люди их предали, немцы ж не знали, что они были депутатами. Они сами копали могилы себе на кладбище. Ни один из этих людей не остался жив, ни один, все погибли. Все знали, кто донес. Это было не только в Городке, но и по всей Белоруссии.

Когда пришла советская власть, панские дворы раздавали бедным, у которых и коровки не было, раздавали коровки, землю в присутствии депутата. Я думаю, доносили такие, кто не мог забыть переделов имущества.

Партизаны преимущественно общались с жителями небольших деревень, так как в местечках были немецкие гарнизоны. Им приходилось брать у населения и одежду, и продукты. "Брали они, и насильно брали, надо ж им чем-то питаться. Брали свиней, коров преимущественно у зажиточных крестьян" (Мария Иосифовна В.). "Конечно же, знакомые партизаны последнее не отбирали, только отбирали у тех, кто сотрудничал с немцами, или незнакомые партизаны с другого отряда, если это не их место дислокации, те уже не считались" (Евгений Борисович И.). Оккупированное белорусское население вынуждено было обеспечивать материальными средствами и одеждой, и продуктами и партизан, и немцев. Вместе с тем Вера Александровна и другие вспоминают, что в войну они не голодали, держали хозяйство, сеяли рожь.

Вспоминает бабушка Мария Иосифовна В.: "Партизаны столько досадили немцам, что они решили их уничтожить, окружили лес, прислали танки, технику... Много, конечно, погибло, вот Женя наш погиб. Но после их блокады еще больше стало партизан, ничего они не сделали. Женя погиб в бою, а детей и женщин они оставили в землянках, замаскировали, где ж им с детьми по болоту. Говорят, нашелся провокатор, немцы бросили бомбу и уничтожили деток и женщин".

Анна Антоновна была ребенком и вспоминает блокаду так: "Сидишь в болоте, только голова торчит, и слышишь, как овчарки лают, немецкая речь, очень страшно. Когда была первая блокада, так один человек свое дитятко перевязал, иначе погибнет вся рота. Платочком перевязали, и все... Страшное это дело, блокада".

Моя мама знает нескольких местных жителей, которые в годы ее детства жили в Городке, а в войну служили в полиции... После войны они отсидели в тюрьме или в ссылке разный срок, потом вернулись в Городок, завели семьи и жили спокойно до смерти. Так почему они пошли в полицию?

Наиболее ярко, полно и подробно рассказывает о наборе в полицию Владимир Макарович, который сам через это прошел. "Я был знаком с Серафимовичем, а он человек толковый. Как надо было ехать на комиссию, я говорю: панок, что делать, куда деваться, в партизаны идти не хочется и в полицию неохота. А он и говорит: никуда не идите, идите туда, куда вас силой погонят под оружием, а сами никуда не лезьте, ни в полицию, никуда, так вы не будете отвечать, а как сам пойдешь, а советская власть придет все равно, то будешь отвечать, будут судить, а так тебя погнали силой и судить не будут".

Все жители местечек вспоминают, что после отступления немцев партизаны жгли дома, причем это было в период безвластия — немцы ушли, а советские войска еще не пришли. Этот факт мало освещен в официальных источниках, и свидетельства очевидцев тоже немного разнятся, но так было в обоих местечках, где жили мои собеседники, — и в Городке, и в местечке Турец. Про Турец рассказывает Николай Иванович: "Вслед за отступающими немцами пришли партизаны, немцы еще не все ушли. К нам во двор приехали партизаны, хорошие знакомые отца, друзья, вместе в молодости танцевали. Приехали и стали жечь. Дома деревянные, крыши соломенные, и вот на моих глазах зажгли факел и под эти соломенные крыши. Отец просит, называет их поименно, не жгите, вот же стоят наши дома — ни в какую, приказ. Неразумный это был приказ. Сколько ни просили, на наших глазах сожгли дом. Соседний дом тоже горит, на привязи собака большая рвется, сгорела, не выгнали и овец, сгорели... Это война, и одни, и другие жгли".