Выбрать главу

Образ врага, его непосредственное, сиюминутное ощущение ярче передано в письмах, чем в воспоминаниях. Гитлеровский, фашистский враг выступает здесь как огромная чудовищная нерасчленимая сила, которая поднимается на тебя. Письма бедны на эпитеты, но враг — всегда "лютый, заклятый". Зверь. Примерно так же описывают ощущение врага тексты, сохранившиеся от прежних войн, например войны начала прошлого века. Эго крестьянский и вполне традиционный образ. Это не немцы сами по себе, а враг вообще. Есть свидетельства, что когда попадает в деревню один немец, к нему относятся как к человеку, с ним пытаются разговаривать, договариваться. А вот несколько немцев — это уже враг, страшная опасность, которую надо уничтожать.

Интересно: в начале войны многие писали "Гитлеровцы" с большой буквы, а к концу стали писать с маленькой. С заглавными буквами у полуграмотных людей вообще сложные отношения, на это обратила внимание исследовательница таких текстов Наталья Козлова. Одна женщина, которая писала бесконечный сценарий для телевидения размером со свою жизнь, почему-то всегда с заглавных букв писала слова "Шкаф" и "Мелицанер". А в некоторых треугольниках с большой буквы написано "Бабушка" или "Мама".

И есть в письмах чисто мужское чувство, что семью и дом от врага надо защищать. В них очень мало Сталина, но много упоминаний о Родине. Родина для фронтовика — не Кремль, в котором Сталин сидит, а родная деревня, свой дом, своя семья. Этот образ точно передал Константин Симонов: клочок земли, припавший к трем березам... Что заодно с тремя березами они защитили и всю страну, они поймут много позже.

Главный мотив: "побьем врага, и потом будем жить весело".

я живу хорошо кормят нас

хорошо но всетаки уменя

насерце невесело И очен я

скучаю обвас. Я нимогу одно

писмо получить отвас хотя

бы одно писмо получил и

то — бы мне было много легче

но ничего неподелаеш. Разобем

Гитлеровских окупанотов то

тогда будем жить весело

Но мама и тятя обомне

Нескучайте не заботтес

(орфография оригинала)

Воспоминания начинают писать примерно с 1955 года, раньше, видно, было не до воспоминаний. Самые интересные — написанные между 1955 и 1965 годами. Их писали "в стол", даже не для детей, а для самих себя, без всякой мысли о возможности их опубликовать: такое было невозможно. Да и официальная картина войны тогда еще не приняла каноническую форму, не окаменела и не давила на автора обязательным образцом, что именно и как надо вспоминать.

Образ врага приобретает в воспоминаниях дополнительные детали. Немцев уже разглядели, и они потрясли наших солдат тем, что сытые, что одеты "с иголочки", что немецкий офицер голову высоко держит ("задирает"). Очевидно, образ российского офицера в белых перчатках к тому времени окончательно повыветрился из общественного сознания.

Еще писали о комсомольских собраниях между боями, на которых политработники и командиры разговаривали с солдатами, что-то им объясняли. Опять возникает вопрос о самоцензуре, о стремлении соответствовать образцу, предъявленному газетами и радио, образцу, который стал уже практически обязательным. Действительно, в воспоминаниях очень трудно освободить то, что человек думал и переживал на фронте, от позднейших напластований.

И все-таки у меня такое ощущение, что эти разговоры в самом деле были нужны и важны для мальчишек, попавших в экстремальную ситуацию и вынужденных долго в ней находиться. Они все время ходили рядом со смертью, теряли товарищей, каждую минуту могли погибнуть сами. Естественна потребность в том, чтобы придать всему этому некий высший смысл. Много лет спустя они вспоминают такое собрание, на котором говорили, что не тот герой, кто погиб, хотя, конечно, он тоже герой, а тот дважды герой, кто выжил и победил врага. И вспоминают, как обдумывали и обсуждали это между собой после собрания.

Такими они себя и чувствовали, когда вернулись с войны,—дважды героями. Такими их принимала деревня, по крайней мере поначалу. Раненые, без руки, без ноги, они становились "первыми парнями". Конечно, они были не слишком удобны для начальства, привыкшего командовать женщинами. Их постарались быстренько "задвинуть". И это удалось сделать.