Растет и дифференциация классовая — вполне в марксистском смысле этого слова. Приватизация бывшей колхозно-совхозной собственности не была в целом столь скандальной, как в добывающих отраслях промышленности. Местные элиты — бывшие председатели колхозов, чиновники районных и областных управлений сельским хозяйством — исподволь, с оглядкой на местных жителей превращали в свою частную собственность землю, здания, сооружения, технику бывших советских сельхозпредприятий. В бедных регионах местные сельские элиты особо и не обогатились. Зато в Центральном Черноземье и на Северном Кавказе и земля, и сельхозпроизводство, концентрируемые в частных руках, приносят громадный доход бывшей номенклатуре, которую уже прозвали "красными помещиками". А после дефолта 1998, когда курс рубля по отношению к иностранной валюте изменился в пользу отечественного товаропроизводителя, сельским хозяйством ринулись заниматься уже крупные финансовые структуры и сырьевые кампании. В результате последние пять лет, как грибы, растут так называемые агрохолдинги — крупные капиталистические корпорации, скупающие на корню в гигантских масштабах местное сельскохозяйственное производство. Они ставят под свой экономические контроль местные сельские элиты, добиваясь банкротства их предприятий или выплачивая им отступные. Так "красные помещики" 1990-х оказались под ударом "белых олигархов" начала 2000-х. В склоках руки не доходят до разрешения насущных проблем сельского населения.
Личное подсобное хозяйство и дачные участки имеют 36 миллионов семей в России.
Около половины жителей страны еще можно отнести к селянам.
Да, безусловно, на селе в результате постсоветских переделов собственности появились эффективные хозяева крупных аграрных предприятий, производительно и прибыльно ведущих свой бизнес. Уже несколько лет анализируется рейтинг трехсот самых успешных аграрных предприятий России. И пропасть между отдельными успешными и массой безуспешных, как свидетельствует статистика, все возрастает. Например, знаменитая трехсотка самых прибыльных сельских предприятий произвела продукцию на сумму, эквивалентную производству семнадцати тысяч бедных и нищих постколхозов России (всего в стране 25 тысяч сельхозпредприятий).
Резко проявляется и специфически российский тип дифференциации "по людям". Среди массы бедных апатичных семейных хозяйств или полуразрушенных аграрных предприятий России, иногда вопреки Фон Тюненовской модели, можно обнаружить удивительные оазисы высококультурного, высокопроизводительного сельского хозяйства. То хозяйство дружной большой фермерской семьи расширяет свое подворье среди бессильных и безвольных семейных экономик. То традиционный колхоз или постсоветское АО с талантливым председателем-"хозяином" во главе процветает среди еле дышащих аграрных предприятий. Воля и талант таких отдельных семей и руководителей села проявляют порой себя теперь все ярче, и в то же время расширяется зона массовой апатии в ощущении бесперспективности социально-экономического существования.
Все типы дифференциации за прошедшие постсоветские десять лет создали и теперь воспроизводят отдельные страты сельских социумов. В центре раздробленных сельских социально-экономических структур уже сформировался локальный мирок избранных новых сельских русских элит, чьи головые семейные доходы составляют сотни тысяч и миллионы долларов. А на гигантской периферии сельских социально-экономических пространств России воспроизводится массовая хроническая бедность по типу сельских регионов стран третьего мира, отягченная специфически российским демографическим кризисом.
Пропасть между отдельными успешными и массой безуспешных сельских хозяйств все возрастает.
В целом в России село явно беднее города. И современная сельская бедность не такая, как в городе. Доля сельского населения с доходами ниже прожиточного минимума в 1,5 — 1,3 раза превышает городской уровень, а дефицит доходов, требуемых для преодоления черты бедности, выше, чем в городах. Оплата труда в сельском хозяйстве, где заняты многие сельские жители, самая низкая по отраслям, поэтому общероссийский рост средних показателей зарплаты в большей степени сокращает бедность в городах, где сконцентрированы более высокооплачиваемые рабочие места.