Исторические ядерные заслуги Иваненко меня тогда совершенно не волновали. Ядерные дела остались в доисторических тридцатых годах. В центре его новейших интересов стояло как раз квантование гравитации. И лишь в связи с гравитацией он поминал в своих устных и письменных обзорах имя М. Бронштейна. Меня в этом занимало лишь то, что незнакомое имя упоминалось в одном ряду с великими именами. Что касается научного вклада неизвестного мне Бронштейна, то, в пересказе Иваненко, никакого сияния от статьи тридцатых годов не ощущалось. Проквантовать слабое гравитационное поле аналогично электромагнитному и подобно фотонам назвать соответствующие слабые кванты гравитонами — это выглядело как-то... слабо, не по существу. По существу же — сильная гравитация, совершенно не похожая на электромагнетизм уже тем, что неразрывно связана с геометрией пространства-времени. И эта связь выходит на первый план в последний звездный час, когда звезда неостановимо сжимается, и в самые первые мгновения расширения Вселенной, когда закладывался фундамент мироздания. К таким ужасно-прекрасным мгновеньям квантование слабого поля имеет слабое отношение.
В ряду главных достижений теории гравитации Иваненко поминал и свою с Соколовым статью 1947 года, в которой особенно гордился идеей превращения обычных частиц вещества — фотонов, электронов, протонов — в гравитоны, и обратно. Эта идея у меня также не вызывала особого почтения, — на то они и элементарные частицы, чтобы при удобном случае превращаться друг в друга в каких-то пропорциях. Сверхслабые гравитационные эффекты такого рода не обещали сильных результатов. Мою непочтительность, признаюсь, подкрепляло то, что я не раз видел и слышал А.А. Соколова, заведовавшего той самой кафедрой, куда меня притянула гравитация. Зрелище было весьма унылое.
Последнее фото М.П. Бронштейна
В таком непочтительном состоянии я занимал себя задачками сильной, но неквантовой гравитации и почтительно поеживался, осознавая их удаленность от Задачи № 1, к которой, как мне казалось, никому не удавалось прикоснуться. То, что я ошибался, обнаружилось в 1979 году — в год 100-летия Эйнштейна. К тому юбилею, при активном участии Иваненко, был издан сборник важнейших работ по гравитации «Альберт Эйнштейн и теория гравитации». Туда вошла и статья М. Бронштейна. Открыл я красивый том в соответствующем месте, чтобы обосновать свою неохоту рыться в старых пыльных журналах.., но убедился в обратном. В старой статье говорилось и о сильном гравитационном поле, и неожиданная для меня сильная логика вела к неожиданно сильному выводу: язык эйнштейновской теории гравитации не совместим с квантовой теорией и нуждается в радикальной замене. Это не решение, но зато ясное физико-математическое измерение глубины проблемы.
Так началось мое открытие Матвея Петровича Бронштейна. И рытье в старых журналах и многое другое, чего я не мог предположить до того, как открыл юбилейный сборник. Тогда я не задумывался, что статью Бронштейна извлекли из библиотечного забытья скорей всего именно благодаря Иваненко. А спустя несколько лет, когда я уже вовсю погрузился в короткую тридцатилетнюю жизнь М. Бронштейна, мой бывший шеф, уже видя во мне «отрезанный ломоть», тем не менее, одобрительно отнесся к моему делу и много чего рассказал о Бронштейне, которого, впрочем, чаще именовал студенческим прозвищем «Аббат».
Его открытости помогла подоспевшая перестройка с гласностью.
Это я понял, когда, услышав от меня название журнала «СОРЕНА» (для тех, кто не бывал в тридцатых годах, поясню: «Социалистическая Реконструкция и НАука»), он вынул телефонный шнур из розетки и вполголоса спросил, знаю ли я, кто был главным редактором этого журнала, и сам ответил — шепотом: «Бухарин». При том, что в те дни имя Бухарина уже вовсю звучало на радио и телевидении.
Д. Д. Иваненко в последние годы жизни
Такому страху я не очень удивился, поскольку уже знал, что у Иваненко были свои причины. В марте 1935 года он был «как социально опасный элемент заключен в исправтрудлагерь сроком на 3 года». Товарищ Сталин сказал, что сын за отца не отвечает, но сказал это не про Д.Д. Иваненко, отец которого в дореволюционной Полтаве издавал монархистскую газету. Из лагеря сын монархиста умудрился отправить письмо, в котором кричал, что работает по пояс в воде, и если его не вытащат из этой ямы, он покончит с собой. Хлопоты физиков помогли: в декабре лагерь заменили на ссылку в Томск, где он стал работать в университете. Из Томска он даже раз выбрался, нелегально, в Ленинград. Гулял с Аббатом по городу и, кроме прочего, выслушал рассказ о квантовогравитационной работе, сделанной, пока Иваненко был далече. По его словам, уже тогда, во время нелегальной прогулки по Ленинграду, работа Аббата произвела на него большое впечатление.