Бронштейн исследовал проблему квантования гравитации с двух концов. Слабое квантово-гравитационное поле должно переходить в классическое ньютоновское тяготение и, как показал он, переходит. Однако особое впечатление производил вышеупомянутый и загадочный сильно-гравитационный результат. Он означал нечто очень важное, но Иваненко так и не придумал, что с этим можно сделать, — если не считать публикации в юбилейном сборнике через сорок лет после гибели автора.
Два бронштейновских подхода к проблеме не противоречат друг другу, как может показаться, но создают большое напряжение в теории. Если эйнштейновский язык описания гравитации оказывается лишь неким следствием более глубокого описания, то под вопросом оказывается понятие гравитона, как просто еще одного вида элементарных частиц. Впрочем, из сомнений и вопросов шубу не сошьешь и статью не напишешь.
Зато как написать статью, исходя из первого, отдельно взятого слабогравитационного подхода, Иваненко придумал в 1947 году — рассчитать вероятность взаимопревращений невиданных гравитонов и обычных частиц. Разумеется, полученные вероятности будут смехотворно малы, но это все же лучше, чем ничего. Идея Иваненко, расчеты Соколова. Так я представлял себе суть дела, не потрудившись заглянуть в саму статью. Потому что не видел в замысле ничего принципиального.
По-новому эту непринципиальную работу я увидел, когда стал изучать архив академика В.А. Фока и обнаружил его отзыв 1948 года о работе, представленной на Сталинскую премию:
«Работа Иваненко и Соколова озаглавлена «Квантовая теория кавитации». Это заглавие не соответствует ее содержанию; правильнее было бы озаглавить работу более скромно, например, «Упрощенное изложение квантовой теории гравитации». Дело в том, что квантовая теория гравитации создана ленинградским физиком М.П. Бронштейном в его работе «Квантование гравитационных волн», напечатанной в 1936 году. Иваненко и Соколов используют результаты работы Бронштейна, хотя нигде в тексте на нее не ссылаются. Каковы бы ни были причины, побудившие авторов замалчивать достижения Бронштейна, их работу никак нельзя рассматривать как построение квантовой теории гравитации, ибо такая теория была создана Бронштейном за 11 лет до них».
В 1948 году так — не лихом — поминать уничтоженного «врага народа» мог только очень отважный человек, каким и был Владимир Александрович Фок. Но только ли недостаток отваги побудил претендентов на Сталинскую премию замалчивать достижения Бронштейна?
Ответ на этот вопрос я пытался, долго и безуспешно, соединить со всем, что узнал об отношениях Бронштейна и Иваненко. Об этих отношениях Иваненко говорил как о «самых близких», и его рассказы, казалось, подтверждали это. Некоторые выглядели совершенно бескорыстными, — не добавляли очков к заслугам рассказчика. Такая памятливость мне казалась тем, что называется «памятью сердца». Ничего удивительного в этом я не видел, поскольку уже успел разглядеть яркую одаренность Матвея Бронштейна в науке, литературе и человечности и остро ощущал утрату, постигшую человечество в тот день в августе 1937 года, когда этот 30-летний человек был вырван из жизни.[*см. Горелик Г. GLORIA MUNDI. Лидия Чуковская и Матвей Бронштейн // «Знание — сила», 2001, №7.]
Тем большую горечь и душевную тоску, думал я, должен испытывать тот, кто знал его лично, разговаривал с ним, спорил, смеялся вместе с ним. Но когда от такого естественного предположения я переходил к сурово- документальным фактам, концы не сходились с концами.
Лишь недавно, в размышлениях по поводу круглого юбилея, еще раз собрав в поле зрения все, что знаю, я пришел к новой мысли. Точнее, по новому посмотрел на замечание умудренного жизнью историка относительно потомства первой жены Адама. А если это не просто художественная метафора, а точный диагноз? Если профессор Иваненко, в самом деле, не имел внутреннего голоса, говорящего, что хорошо и что плохо? Тогда не было «памяти сердца», а лишь память ума, как в записной книжке или в памяти компьютера. Факт есть факт. И поступки оценивать можно не по их, неслышному, моральному звучанию, а по причинно-следственному содержанию, что было следствием чего. Как в физике. Если у него не было внутреннего морального голоса, так он его и не слышал! На нет и суда нет. Уголовный кодекс он не нарушал. А что хорошо и что плохо за пределами УК, это зависит, откуда и как посмотреть. Да, он обзывал Тамма и Ландсберга нехорошими советскими словами, но это в ответ! Почему те злостно не цитировали его работы?! А то, что многие физики после этого не хотели с ним знаться, так это их проблема. В науке большинство частенько бывает неправым. Так, возможно, прокомментировал бы ситуацию сам Ива-ненко.