Один двоюродный брат Мономаха — Филипп — давно правит в Париже; другой — Магнус — восходит на трон Норвегии, опустевший после гибели отца в бою у Стамфордбриджа. Будущая жена Мономаха — малолетняя Гита, дочь Гарольда, павшего при Гастингсе — скрывается пока в Дании от когтей свирепого Вильяма Бастарда. Замужество на далекой Руси будет для Гиты единственной альтернативой монастырю. Ведь никто из католических монархов Запада не решится стать держателем прав на английский трон и смертным врагом Завоевателя!
Сестра Мономаха, Евпраксия, со временем станет женою германского императора Генриха IV. Но этот брак окажется неудачен, ввиду огромной культурной разницы между российским и германским обществом. Дело не в догматах католицизма или православия, а в возрастах народов и созданных ими держав. Попросту говоря, со времен Ольги Устроительницы на Руси минуло всего сто лет, а в Германии со смерти Карла Великого прошло уже 250 лет. За это время к немцам проникли и укоренились балканские ереси с крепким налетом чертовщины; Русь же пребывает в спокойном двоеверии, где супротив Христа и апостолов стоят лишь домовые, лешие да прочая мелочь. Разве это соперники, от которых нужно спасаться?
Не случайно на Руси почти нет монастырей и полно своих язычников. Где уж русским попам проповедовать слово Божие среди соседних кочевников! Со степными ханами общаются только князья — в основном в бою либо на торге. Так начал общение с новоприбывшими половцами переяславский князь Всеволод Ярославич — отец Мономаха. Уже были и стычки, и переговоры, назревает новая проба сил под Киевом — там, где 30 лет назад Ярослав наголову разбил печенегов и на месте победы возвел Киевскую Софию, учредил русское летописание. В конечном счете половцев победит Святослав — второй сын и лучший воевода среди потомков Ярослава Мудрого. Владимир же Мономах, унаследовав мудрость и хитроумие обоих своих дедов, наладит симбиоз городской Руси с половецкой Степью.
Ведь на русский взгляд, нынешние половцы не сильно отличаются от бывших варягов! Те и другие — буйные язычники, которых нужно регулярно занимать общественно полезным делом (включая войну), чтобы они не увлекались общественно вредными делами. При случае можно сплавить половцев в Византию, там они пригодятся в ромейских усобицах. Можно использовать половцев в русских походах на запад против чехов, поляков или немцев. А можно и против своих князей-соперников, но это нужно делать осторожно, чтобы не привить степнякам уверенность в доступности всех русских городов. Чтобы легче управлять половецкими ханами и их дружинами, полезно женить княжьих сыновей на ханских дочерях — «красных девках половецких», обращая их в православие. Жаль, что (в отличие от варягов) половцы не хотят покидать родную степь и селиться в городах: там бы они тоже крестились и русели за одно поколение... Но когда-нибудь это произойдет! Наверное, вскоре после того, как сама Русь станет вполне христианской страной.
Примерно так рассуждали в 1060-е годы первые русские интеллектуалы - церковники и князья, выросшие вокруг Софии Киевской и новорожденного Печерского монастыря. Среди них был, конечно, составитель первого летописного свода — монах Никон, которого позднейшие историки сблизили или отождествили с первым русским митрополитом Иларионом, автором «Слова о законе и благодати». Эти первые мыслители ошибались во многих прогнозах, но ошибки эти понятны нам и вытекают из стихийного оптимизма прогнозистов. Если бы впредь на Русь вторгались только «чистые» варвары, вроде варягов и половцев, то ее эволюция могла пойти в русле самых естественных прогнозов. Но к концу XI века таких варваров в Евразии почти не осталось: все они подверглись сильному влиянию цивилизованных, хищных и развращенных успехами соседей и ответили на это давление созданием своих агрессивных держав.
Так случилось с туркменами на стыке с агрессивным исламским султанатом Газны; то же произошло с норманнами во Франции и в Италии под влиянием католической пропаганды и феодальной культуры местных баронов. Еще сильнее подействовали на восточных варваров Евразии их сородичи или конкуренты — кидани, овладевшие Северным Китаем и создавшие там железную империю Ляо. Во всех этих регионах вырастали поколения людей со стальными сердцами: таковы нормандцы Вильяма Бастарда и Роберта Гвискара. крестоносцы Танкреда и Боэмунда Тарентского, ромеи Алексея Комнена, сельджуки Тогрил-бека и Альп-Арслана.