Выбрать главу

Не забудем, что в эти же годы начал свою проповедь священных убийств Хасан ас-Сабах — создатель тайного ордена исмаилитов — асасинов, который пытался контролировать всех восточных правителей путем персонального террора. Клин клином вышибают: покончить с орденом асасинов сумели лишь монгольские воины, которые намного превзошли асасинов в массовом терроре. Их вторжение на Русь породило и здесь первых людей со стальными сердцами, которые не вымерли в последующие века.

Перенесемся теперь в дальневосточную ойкумену, которая напоминает Европу распределением своих народов по экологическим нишам социума. Есть «настоящий», то есть Южный Китай, населенный сотней миллионов коренных ханьцев и объединенный династией Сун; это — полный аналог древней Византии. Напротив, «варварский» Китай, занимающий северную половину Поднебесной — аналог Нормандии, покоренный народом киданей и принявший от них железное имя Ляо. Кидани властвуют здесь полтораста лет; все попытки империи Сун одолеть их бесплодны, но коренные жители Северного Китая упорно не признают своих инородных владык законными правителями Поднебесной.

Опять не хватает китайцам мировой этической религии для слияния победителей с побежденными в цельный народ! Вспомним, как через полтораста лет после покорения Англии нормандцами их потомки, в едином строю с потомками побежденных англов и саксов, под командой виднейших церковников укрощали тиранию короля Джона Безземельного. Ничего подобного мы не видим и не увидим в Китае! Здесь любых варваров-завоевателей с отвращением терпят до тех пор, пока их не вышибут другие варвары-завоеватели...

А чем занят многолюдный и богатый Юг Поднебесной, тихоокеанская Византия, именуемая империей Сун? Эта национальная династия (в отличие от своих предшественниц Хань и Тан) сделала упор на внутреннюю политику, презрев бесплодные внешние завоевания. В таких условиях неизбежно соперничество двух придворных партий — консерваторов и реформаторов, причем обе апеллируют к «доброй старине» эпохи Хань. Только что, в 1067 году, смена императоров вызвала перемену политики: Жэнь- цзуна сменил Шэнь-цзун, главным министром стал реформатор Ван Ань- ши. Он, конечно, гений не только в делах администрации, но и в социальной политике. Традиционную диктатуру столичных властей Ван Ань-ши пытается заменить экономическими рычагами управления.

Незачем свозить в столицу весь объем риса, сдаваемый крестьянами в виде налогов. Гораздо выгоднее держать зерно в местных хранилищах, перевозя его в неурожайные регионы по мере нужды! Нельзя оставлять крестьян-бедняков в долговом рабстве у местных богатеев: правительство может создать свой ссудный банк с невысокими процентами! И так далее, и тому подобное. Все эти рецепты хорошо знакомы гражданам XX столетия, но в XI веке они были новинкой даже в просвещенном Китае. Ван Ань-ши пробыл во главе правительства 8 лет, но и после его отставки реформы продолжались. Отчего же они не преобразили китайское общество, не сделали империю Сун гегемоном всей диковатой Евразии?

По той причине, которая продолжала действовать и в XX веке: дельных и честных чиновников всегда не хватает для любой прогрессивной реформы! Никакая система школ и экзаменов не способна подготовить и отобрать миллион альтруистов для управления сотней миллионов пахарей. Одолеть неизбежную коррупцию в рядах чиновников пассионарий Ван Ань-ши не сумел, поняв это, он добровольно ушел в отставку. Очевидно, укротить стихию коррупции и столь же мощную стихию частной наживы если и можно, то лишь сложным, продуманным сочетанием других природных сил: законодательства и массовой информации, религии и науки, технологии механической и технологии социальной.

Даже в конце XX века человечество не постигло всех тонкостей великой науки об управлении неустойчивыми процессами в обществе. Можно благодарно помянуть тех экспериментаторов, которые десятью веками раньше выявили эти проблемы и попытались их решить, не ввергая основную массу населения в крайние бедствия. Избежать этих бедствий в НЕуправляемом обществе было невозможно — это знали и восточные азиаты, и западные европейцы.

Если на Западе Англия стала первым полигоном абсолютной монархии, а Франция и Германия — полигонами «дикого» феодализма, то на другом краю Евразии вторая роль выпала на долю Японии. Интересно, что первые политические структуры Японии копировали китайские образцы имперского типа, но дальше пошла их деградация по европейским образцам. В XI веке японские князья и рыцари заметили, наконец, что в стране довольно номинальной имперской власти; на местах феодалы могут делать все, что хотят — народ это стерпит!